Формально у шестого и девятого патриархов мало общего. Ни в происхождении — Никон из крестьянской семьи, Савелов из дворян, ни в характере прихода к власти. Но уже в своей новгородской епархии Иоаким наводит особый порядок. Он устанавливает единообразную и совершенно определенную церковную дань, сбор которой поручает исключительно церковным старостам. Посылавшиеся обычно из митрополичьего приказа для этой цели светские чиновники допускали, по его мнению, слишком большие и частые злоупотребления. Есть здесь и другая, не сформулированная в словах сторона: начать избавляться от участия в церковных делах светских лиц.

Сразу после постановления в патриархи Иоаким собирает в 1675 году в Москве собор, решением которого у епархиальных архиереев появляются судьи из лиц духовных вместо мирских, как то было раньше. Иоаким настаивает, чтобы мирские судьи не имели права судить лиц духовных, а боярские дети посылались из архиерейских приказов только «на непослушников и непокорников». Спустя одиннадцать лет ему удается окончательно завершить свое стремление царской грамотой о неподсудности лиц духовного сана гражданским властям. Царевна Софья поддалась на уговоры патриарха… Но у Иоакима есть и еще одна, совершенно противоположная никоновской цель: борьба с роскошью. На том же соборе рассматривается так называемый Чиновник архиерейского служения и издаются строжайшие законы по поводу малейшего проявления роскоши в быту и одежде высокого духовенства.

Достаточно посмотреть на денежные отчеты Патриаршего приказа: никаких трат на одежду Иоакима, никаких дорогих тканей. Это Филарет и Никон «строили» себе одну за другой рясы, шубы, шапки. Иоаким, судя по документам, обходился тем, что было в патриарших кладовых. Патриархам не полагалось спать на кровати: ее заменяла широкая лавка у келейной стены. Но если его предшественники все время требовали новых одеял, крытых самыми дорогими мехами и тканями, Иоаким довольствовался новым купленным в Ветошном ряду бумажным тюфяком, покрытым наволокою из черного киндяка. Он не отказывался от клавшегося поверх тюфяка пуховика, но ему достаточно простыни на него, сшитой из 12 аршин холста.

У патриарха существовала извечная статья дохода — подношения приходивших за благословением по различным поводам лиц. За один только декабрь 1675 года восьмого числа кланяется Иоакиму именным пирогом голова московских стрельцов Богдан Пыжов, тот самый, чье имя хранит переулок на Большой Ордынке и сохранившаяся там же церковь Николы в Пыжах. 25-го от государыни царицы Натальи Кирилловны и царевен является думной дворянин Авраам Никитич Лопухин с «перепечками», двумя днями позже стряпчий боярина Якова Никитича Одоевского приносит полотно.

Февраль 1676 года оказывается еще более урожайным, к тому же вся придворная жизнь находит свое отражение в приходах за благословением вновь назначенных государственных деятелей. Тут и боярин князь Юрий Алексеевич Долгоруков, назначенный «сидеть» в Стрелецком приказе, и направляющийся воеводой в Сибирь боярин Петр Васильевич Шереметев, и пожалованный в Казань воеводой боярин Иван Богданович Милославский, и «приходившие на отпуске» донские казаки — атаман, есаул и 40 рядовых, причем каждый получал от патриарха образ, что само по себе обходилось недешево.

Особенность кира Иоакима — его редкая хозяйственность. Вскоре после занятия патриаршего стола он начинает заботиться о патриарших владениях на Пресне. Издревле эта московская река была запружена для нужд царского и патриаршего обихода. Иоаким решает устроить здесь новый пруд и сам доглядывает за работами в течение весны, лета и осени. Единственная роскошь, которую он себе позволяет, — это устройство в Кремле патриаршего «висячего», по образцу царских теремов, сада.

После первого проведенного в Кремле, на Патриаршем дворе, лета Иоаким замечает, как мало там в жаркие дни прохлады. Никто из его предшественников специально садом не занимался. Иоаким не только решает устроить необыкновенный сад, но и сам придумывает технологию его сооружения. Уже в феврале 1675 года он приказывает строить «на палатах Каменный приказ с сенями и крыльцом», а над ними, около своих деревянных келий, садовое место, огороженное каменной стеной. Расчетливый хозяин, Иоаким не может позволить себе таких затрат, которые шли на сооружение теремных висячих садов, когда кровля покрывалась свинцовыми спаянными между собой досками. Вместо них он придумывает сделать бревенчатый пол, иначе мост, с бревенчатыми толстыми желобами для спуска воды, причем все употребленные для пола бревна должны были быть «выжелоблены». Мост предстояло сплотить, положить на кровельные переклады, а все желобы тщательно просмолить. Между бревен следовало выконопатить все щели просмоленной посконью — тканью. Мост перекрывался поперек тесом, а по тесу берестой. На образовавшийся помост насыпалась земля, в которую производились садовые посадки. Как выглядел такой сад, судить трудно. Но, например, в 1679 году садовник, судя по документам, посадил 65 кустов гвоздики, салат, много гороху и бобов.

Не тратился Иоаким и на свою конюшню, которая была предметом особых забот всех патриархов. Он готов пользоваться старыми каретами. Единственная новая была ему подарена царем Федором Алексеевичем. Согласно описанию, была она «обита черной кожей золочеными гвоздями с четырьмя яблоками золочеными же по углам; внутри обита бархатом; в двух дверях и в окнах 10 окончин стекольчатых с подъемными тесьмами, две подушки черного бархата; в карете Спасов образ писан на золоте. Бичь ременный, у него плетовище немецкое покрыто красным сукном». Гораздо нарядней был также подаренный возок «крыт бархатом вишневым с голуном черным; на месте две подушки; вислыя, сукно лазоревое. Внутри обито сукном и бархатом лазоревым, полы атлас вишнев; шесть окончин и одна маленькая, слюдяные».

Когда кир Иоаким отправлялся в путь, чаще всего в Преображенское или Измайлово, где жили царские семьи Милославских и Нарышкиных, его карету или возок сопровождало двадцать стрельцов. Иногда такие поездки совмещались с общегосударственными заботами, как в засуху 1681 года, когда от великой жары стала трескаться земля.

Патриарх совершает в Успенском соборе молебное пение о дожде с великой раздачей милостыни предварительно оповещенным по всему городу нищим, причем всего выдается 28 рублей 20 алтын. «На другой день, после молебного пения и литургии святейший ходил к великому государю в село Коломенское и поздравлял ему государю, что он в прошлом во 184 году сего числа венчался царским венцом. А как патриарх вошел в село Коломенское и без себя указал на своем патриаршем дворе раздать нищим милостыни 21 рубль 6 алтын и 2 деньги. Раздавал казначей Паисий Сийский, чтоб нищие молили Бога о государевом многолетнем здравии и о дожде. Возвратившись из Коломенского, на другой день, 19 июня святейший снова перед литургиею в соборе молебствовал о дожде и после службы пожаловал на своем патриаршем дворе нищим, которые были у собора в молебное пение и в литургию, милостыни 61 рубль 12 алтын 2 деньги». Всего нищих было около шестисот человек.

Единство церкви и нерушимость веры обретают для Иоакима особый смысл к концу 1670-х годов. Он выступает автором ряда любопытных полемических сочинений, как «Извещение о чуде» и о «Сложении трех перстов», изданных в 1677 году. Годом позже принимает решение упразднить во всех городах, кроме Москвы, древнейший обряд шествия на осляти в Вербное воскресенье. В Москве же оно должно приобрести смысл похвального действа, изображающего перед народом образ царского смирения перед Царем Небесным. Но и церковного — на осляти восседал патриарх, около шел, символически придерживая поводья, царь.