Джина кивнула, затем посмотрела на него.

— Ты похудел. Посерьезнел. Стал уверенней в себе.

— Когда в тебя постоянно стреляют и не попадают, поневоле станешь. Как однажды сказал сэр Уинстон Черчилль… Мы все еще получаем средства для финансирования тех тренировочных лагерей, правильно?

— Да, директор, кажется, забыл перекрыть этот денежный канал.

— Небрежное обращение со средствами Бюро. Не похоже на него. Можешь прикрыть меня с тыла и продолжать качать деньги? Не обращая внимания на то, что скажет или сделает директор?

— Полагаю, что смогу. Если только Прейз не отдаст мне прямой приказ закрыть базу. Или пока он не начнет сам выяснять, куда это уплывают средства… А что? Тебе нужны деньги?

— Нет, мне нужны базы, войска и полное снаряжение для них — на какое-то время. Невзирая на желания Прейза.

— У тебя неприятности?

— С самого начала, Джина. У нас у всех неприятности. Если я правильно понял, эти инопланетные — извини, состоящие из представителей других рас — войска могут оказаться единственными, кто встанет между Пактом и всеобщей гражданской войной.

— Я сделаю все, что смогу.

— Хорошо. Мне нужно кое-что еще. — Он запустил руку во внутренний карман кителя и вытащил пачку исписанных от руки листков. — Ты помнишь нашу беседу — кажется, это было так давно — насчет Хайкен Мару?

— Думаешь, я смогу когда-нибудь ее забыть?

— Нет, разумеется, нет. Мне нужно сделать прямо сейчас то, о чем мы тогда говорили. В этих записках излагается общая идея и подтекст, который должен прозвучать. Все остальное — на твое усмотрение. Ты знаешь, как с этим справиться. Имена зашифрованы — на случай, если кто-нибудь вытащит у тебя эти листки. Скажу только, с чего тебе начинать: считай, что ты получила эти записки из Дворца. Тогда тебе все станет ясно.

— Из Дворца… Это опасно, Тэд.

— Конечно, опасно. Я же сказал: мы — единственные, кто стоит между Пактом и хаосом. Будь осторожна.

— Ты, должно быть, очень доверяешь мне. После всего…

— Разумеется, я тебе доверяю, — сказал Тэд.

«У меня нет другого выхода», — подумал он.

Бертингас снизился и посадил грузовичок на улице, рядом со станцией монорельса, ведущего к Правительственному блоку. Обратно Джина доберется сама.

— Будь осторожна, — сказал он, — но не слишком нервничай. Мы же с тобой всегда знали, что ты можешь сделать то, чего я, как более заметная фигура — а теперь еще и в бегах — никогда бы не смог сделать лично. Верно? И к тому же ты всегда можешь выйти сухой из воды.

Она кивнула.

— Если кто-нибудь спросит — ты меня не видела, ничего обо мне не слышала, искренне желаешь моей смерти и хочешь занять мое место. Поняла?

Джина попыталась улыбнуться и не смогла. В последний раз она обняла Тэда, притянула к себе и поцеловала. Тэд опять ощутил странную сладость ее губ, словно в плавильном тигле сплавили, а затем остудили бронзу и серебро. Он ответил на ее поцелуй.

Наконец она отпустила его.

— Ты тоже береги себя, — сказала Джина и выскользнула из кабины.

Тэд нажал на газ, пропеллеры загудели, и поток воздуха растрепал прическу Джины и закрутил ее юбку. Джина помахала Тэду рукой, повернулась и пошла к станции монорельса.

Пэтти Фиркин выглянула из-под брезента, убедилась, что Джины в кабине грузовика уже нет, и перебралась на то сиденье, которое только что покинула Джина.

— Ты гладко все это проделал, Бертингас, — сказала она, устраиваясь поудобнее.

— Да-а, слишком гладко.

— Думаешь, она все это сделает?

— Конечно. Ради меня — сделает. Потом будет расследование. Ее схватят. И люди, которые станут ее допрашивать, будут не такими мягкими, как Фоллард. Ее разорвут на куски. И она об этом знает. И тем не менее она сделает то, что я прошу.

— Нам больше и не надо, Тэд.

— Ради этого проклятого Богом Пакта.

— Именно ради проклятого Богом Пакта, — эхом отозвалась Фиркин. Она машинально потерла предплечье, где — Бертингас знал — была тонкая красная линия кольцевого шрама.

Комплекс, где размещалось командование вооруженных сил Скопления, поражал воображение.

Пока Террела Туэйта пропускали через главный вход, предназначенный для посторонних лиц, вели по отделанным хромированной сталью и гранитом коридорам, проводили идентификацию голоса, идентификацию радужной оболочки глаза, проверяли отпечатки больших пальцев и отпечатки мизинцев, проверяли кровь и просвечивали рентгеном тело, он спокойно отмечал те способы, которыми люди Диндымы пытались произвести на него впечатление. Однако его ощущения были иными.

Первое — это ощущение полной изоляции. Его не давал ни один кабинет или даже этаж Правительственного блока. И ни одно вспомогательное строение возле Дворца, который сам по себе являлся просто нагромождением стекла и стали, не давало такой изоляции. И ни один особняк наподобие здания Кона Тащу, с резьбой по камню и гипсовой лепниной, не казался командованию Скопления достаточно надежным.

Нет, нужно было взять несколько сотен гектаров холмистой местности к северу от города, обнести их колючей проволокой, установить электронные системы обнаружения и начать строительство собственных зданий.

Сами эти здания тоже впечатляли. Их внешний облик, как случайно узнал Туэйт, был скопирован с какого-то аббатства начала второго тысячелетия до эры Пакта. Аббатство это находилось на Земле, на территории бывшей Франции. Все размеры аббатства умножили на 2, 471 — но почему взяли именно этот коэффициент, никто толком не знал. На Земле стены зданий были сложены из квадратных блоков темного камня. При новых, увеличенных размерах архитекторам пришлось установить каркас из стали и бетона, затем облицевать его полированным гранитом изнутри и снаружи. Там, где не хватило камня или не справились каменщики — там узорчатые башенки, резные карнизы и фронтоны были воспроизведены в соответствии с оригиналом из хромированной стали. Эффект от подобного смешения стилей был прямо противоположным ожидаемому: ощущение суровости, жестокости, грубости, мрачности — в общем, всего того, что напоминало об обитателях этого строения — играющих в войну солдатах.

Третьим было ощущение вздорности. Туэйт предъявил на входе свои документы со всеми электронными кодами. Взятие пробы костного мозга — крайне болезненная процедура — ничего бы не решило и не добавило.

Пройдя с полмили под солидной охраной внутри «аббатства», Туэйт вошел в приемную генерала Диндымы. И вот уж его-то кабинет и был по-настоящему грандиозным — куда там до него бальному залу Халана Фолларда. Да что там грандиозным — просто необъятным!

Офис командующего располагался в том месте, где в старом аббатстве стояла главная часовня — или правильно сказать: главный собор? Колонны из камня и металла уходили ввысь сразу за инкрустированными дверями, и смыкались под сводами, и очень напоминали деревья на планетах с низкой гравитацией. Украшение на дальней стене, однако, было подлинным произведением искусства. Сделанный из светлой древесины барельеф изображал какую-то ритуальную пытку. Это впечатляло. Барельеф был очень красивым, но подробней рассмотреть его мешал толстый слой пыли.