Все кончено, теперь любые ссылки на противоправные происки МЦИМа будут выглядеть детским лепетом. И если до этого у них могли найтись сочувствующие, если кто-то не верил в их виновность и кровожадность, то иллюзии эти рассеялись.

И по трупам холодным, как по тряпкам ненужным,

Разрядив карабины, проскакал эскадрон… —

неожиданно донеслись до него слова Генкиной песни.

— То-то и оно, что по трупам! — хмуро сказал Сыч, изо всех сил убеждавший ребят не нарушать приказ Четырехпалого и все же чувствовавший себя виноватым в случившемся.

— Ну вот, опять достоевщина пошла! — сморщилась, как от стакана уксуса, Ворона. — Что же, нам надо было позволить себя повязать или пострелять? Я ведь не. говорю, будто мне нравится, что мы копам и подводникам шкуры попортили! Но явились-то за нами они!..

Юрий Афанасьевич склонил голову, разглядывая лежащие на его руке пальцы Эвридики. Он не желал участвовать в назревавшем споре, поскольку давно уже понял: если униженные и оскорбленные не могут рассчитывать на официальную помощь и защиту, значит, государство не в состоянии выполнить свое основное назначение — обеспечить общественный порядок, призванный оберегать жизнь, честь, здоровье и имущество своих граждан. Ощипанная, оскопленная и выпотрошенная Россия, в которой ему выпало родиться и жить, не умела и не хотела помогать нуждающимся и защищать слабых. СМИ на все лады призывали: «Будь сильным, помоги себе сам!» И воодушевленная этой, безусловно, здравой мыслью, сволота всех мастей активно помогала себе: мошенничая, обирая, грабя, насилуя, убивая тех, кто оказался не способен себя защитить. Но так, насколько знал Радов, происходило всегда и везде. За две тысячи лет христианские заповеди не потеряли своей актуальности, а значит, люди не изменились к лучшему.

С другой стороны, полиция и парни из ПСС боролись с бесчинствами, как умели. В отличие от высокопоставленных чиновников и преуспевающих бизнесменов, живущих в своем особом мирке напичканных секьюрити особняков, частных школ, престижных университетов, корпоративных интересов и корпоративной морали, они знали этот мир таким, каков он есть. Во всей его скудости, обездоленности и неприглядности. Ежедневно рискуя жизнью, они защищали сирых и убогих, сражаясь с бандитами, маньяками, наркодельцами, предательством и коррупцией власть имущих, вертящих писанные ими же законы, как продажную девку. Но они же охраняли МНИМ, разгоняли демонстрации «зеленых» и пикеты профсоюзов.

Тень от кривого дерева не могла быть прямой, сколько бы Радов ни пытался уверить себя в обратном.

С течением времени становилось ясно, что зачистка Нижнего порта, равно как и ряд других операций по санации города, не имела смысла, ибо на месте одного сожженного клоповника вырастало два, а дела Хитреца Яна продолжила целая артель Оружейников. Не в силах устранить причину заболевания, копы боролись со следствием, но можно ли, уняв тахикардию, избавить сердце от чрезмерных нагрузок?

— …добро должно быть с кулаками! — азартно вещала между тем Ворона.

— Чем больше у него кулаки, тем легче ему переродиться во зло, — с улыбкой терпеливого дедушки возразил Сан Ваныч. — Границы добра и зла расплывчаты и условны. Причем в религиозных учениях они сформулированы убедительнее и четче, чем в Уголовном кодексе. Вот только религий много, и различаются их основные положения друг от друга сильнее, чем ночь ото дня, что бы ни говорили по этому поводу сторонники экуменизма.

— О чем он говорит? — снова спросила Эвридика, и Юрий Афанасьевич тихо ответил:

— О чем бы русские ни говорили за стаканом водки, они всегда говорят о смысле жизни.

— Отец Варсанофий утверждает, что ремесло наёмника не осуждается православием. Он читал нам выдержки из писаний отцов церкви, в которых приведены примеры того, как отряды христиан сражались в войсках язычников. Убийство на войне, по церковным понятиям, не считается убийством, — без видимой связи со словами Сан Ваныча заметил Сыч. — А относится это к партизанской войне? И какая разница между партизанской войной и терроризмом?

В полях под снегом и дождем,

Мой милый друг,

Мой бедный друг,

Тебя укрыл бы я плащом

От зимних вьюг,

От зимних вьюг.

А если мука суждена

Тебе судьбой,

Тебе судьбой,

Готов я скорбь твою до дна

Делить с тобой,

Делить с тобой… —

неожиданно тихо и проникновенно запел Тертый, и спорщики умолкли. А Радов пояснил Эвридике:

— Он поет о любви. Кажется, это Роберт Бернс.

Пускай сойду я в мрачный дол.

Где ночь кругом,

Где тьма кругом, —

Во тьме я солнце бы нашел

С тобой вдвоем,

С тобой вдвоем.

И если б дали мне в удел

Весь шар земной,

Весь шар земной,

С каким бы счастьем я владел

Тобой одной,

Тобой одной.

— Не понимаю! — отчаянным голосом сказала Эвридика. — Они убили кучу людей! Вы все объявлены в розыск! И вместо того чтобы бежать, спасаться, делать хоть что-то разумное, вы пьете какую-то отраву, говорите о жизни и поете о любви! Вы все сумасшедшие — да?

— Наверно, мы просто фаталисты, варящие, что Создатель вплел наши жизни в ковер мироздания с определенной целью. И пока она не будет достигнута, нить жизни не порвется, — пошутил Радов, мельком отметив, что Оторва с Битым, в очередной раз переглянувшись, один за другим вышли из комнаты, не желая попусту тратить время.

— Так ты верующий? Эти ребята верят, что попадут в рай после убийства полицейских? — спросила Эвридика, и Радов не разобрал, то ли она не поняла шутки, то ли сама прикалывается над ним, сохраняя на лице серьезную мину.

— За подопечных своих сказать не берусь, а сам я определенно верующий, — промолвил он, после того как Генка спел есенинское: «Отчего луна так светит тускло на сады и стены Хороссана?..» — Угораздило меня как-то попасть в реанимацию. И полетел я, как водится, через темный тоннель. А потом, когда в глаза мне ударил ослепительный свет, я вдруг понял, что, уходя из этого мира, мы продолжаем жить… На каком-то другом уровне, в ином измерении… И уровней этих бесчисленное множество, и так же нескончаема цепь ваших жизней… Я ужаснулся и обрадовался одновременно. Звучит, конечно, бредово, но почему бы не предположить, что Земля — всего лишь полигон, некий испытательный стенд, для проверки нас на прочность, человечность и прочие качества?

…Если кто-то звал кого-то

Сквозь густую рожь

И кого-то обнял кто-то,

Что с него возьмешь?

И какая нам забота,

Если у межи

Целовался с кем-то кто-то

Вечером во ржи…[20]