Поскрипывая валенками, подошел тесть Макар, под мышкой тяжелый сверток в белой холстине.

– Что это у тебя, Макар Иванович? – величая тестя полным именем и отчеством, поинтересовался атаман. – Матушка поесть что собрала? Не надо себя обделять, у нас всего довольно.

– Да нет, Илюша, – ответил Макар. – Поесть она тебя в избу просит прийти. Я тебе подарок сработал. По теперешнему военному времени весьма полезный. Идем в горницу, да с собой не бери никого.

– Чудишь, Макар Иванович, – улыбнулся Илья Федорович. – Неужто новые порты добыл где? Идем тогда примерять…

Но глаза старого кузнеца были строгими, и Илья Федорович повинился за шутку, повел тестя в горницу.

В боковой комнате, заперев дверь изнутри, Макар попросил его скинуть полушубок, снять теплый кафтан, потом бережно развернул сверток, встряхнул на вытянутых руках. Илья Федорович ахнул, по-бабьи радостно всплеснул ладонями: тесть держал перед ним железную рубаху, сготовленную из мелких, еле различимых издали колечек. Железная, она на вид казалась почти невесомой.

– По твоему старому полукафтану примерял, должна быть впору. Надень, сынок, нет ли где под мышками лишнего железа? Тогда сниму часть колец, чтоб не набил себе волдырей.

Кольчуга плотно обтянула мускулистые плечи Арапова, облегла грудь и спину, повисла чуть ниже пояса, прикрыв живот.

– Руками помаши, сынок, удобна ли? – допытывался Макар, а сам ходил вокруг зятя и оглаживал холодную с мороза кольчугу, расправляя и одергивая ее.

Илья Федорович взмахнул правой рукой раз, другой, словно рубил лозу тяжелой саблей, – короткие, по локоть рукава кольчуги нисколько не мешали и под мышками лишними складками не собирались.

– Спаси бог тебя, отец, за такой подарок. Да ее и пистольная пуля не возьмет, разве что только в самой близи. Вот уважил так уважил ты меня перед походом!

– Надень кафтан, Илюшенька. А в походе спи не раздеваясь. Всякая суматоха случиться может, особливо ежели со сна вскочишь. Иной раз и шапку надеть не успеешь, а бронь завсегда на тебе будет. И чем меньше людей будут знать о железной рубахе, тем для тебя бережнее. Иной помыслит злое да ударит в спину, а ты и цел – воздай ему по заслугам! Ежели знать будет, одарит в голову, тогда не убережешься… А теперь, Илюша, прошу тебя: пиши и меня в свой полк, при тебе мне спокойнее будет.

Илья Федорович обнял тестя за плечи, ласково, но решительно отказал в просьбе:

– Нет, Макар Иванович. Матушка совсем хворая. Как тебе кинуть ее одну? Да еще в зиму? И ежели мне долго в походе быть суждено, Аграфенушка с Федей каким чудом к дому прибегут, а дом-то совсем пуст и родных никого… Подумают, что сгибли все, уйдут куда-нито. Тогда уж воистину не сыщем друг друга, разбежимся по белу свету, как бездомные степные шары перекати-поля…

Макар поник головой, вздохнул, потом признал, что зять прав, дом оставлять пустым не следует. И повел атамана в кузницу отдать тайно от приказчика Паршина сработанные наконечники для копий.

– Без малого два десятка сумел отковать, – хвастался по дороге кузнец, заглядывая в лицо задумавшегося зятя. – Мужики где какое железо ни добудут, мне несут. А я, узнав, что Савелия в усадьбе нет, тут же за молот. Насадить-то наконечник на древко – пустяковое дело, я так стариковским умом думаю…

– Правильно думаешь, Макар Иванович. Эх, кабы теперь Аграфенушка да Федюша сидели дома, сколь спокойнее на душе-то у меня было бы! И на драку пошел бы, не оглядываясь: нашлись ли, воротились ли?

Илья Федорович скорбел, и скорбь эта, словно нестерпимая сердечная заноза-колючка, исказила лицо. Макар вдруг резко остановился, дернул зятя за рукав полушубка и с неожиданной суровостью выговорил ему:

– А ты иди и не оглядывайся, атаман! За тобой государево войско на супротивников идет. Тебе от батюшки-государя эвон какое дело поручено, не до вертения головой, стало быть! А об Аграфене да о Федюше дозволь мне, старику, изводиться и Господа молить. Почнешь, атаман, оглядываться, лицом запечалишься – и казаки подумают, что сердцем ослаб вожак, в робости побегут от солдат. Уразумел, сынок?

Илья Федорович даже крякнул от столь решительного выговора и обнял тестя за плечи, встряхнул его.

– Коль так, отец, то и давай толковать о деле. Показывай сработанное оружие. Я казаков пошлю в лес древки срубить да насадить железо на них. Ожидаю изрядного мужицкого пополнения в войско батюшки-государя.

Сготовленные копья перенесли в усадьбу. Дворник Фрол и два казака ушли в лес рубить древки, а Илья Федорович только было собрался отобедать в доме родителей Аграфены, как из деревни помещика Дементьева воротился Кузьма Аксак, а кроме бывших при нем яицких казаков, объявилось еще человек двадцать на четырех санях.

Илья Федорович встретил их у ворот усадьбы. Макар в огорчении встал рядом – опять семейного обеда не получается.

– Чьих людей привез, Кузьма Петрович? – Атаман вышел навстречу гостям.

– Половина из них соседи вашей Араповки, крестьяне помещика Дементьева, своей волей пошли в государевы казаки. Остальные – люди дальние. – Кузьма Аксак тяжело слез на землю, прихрамывая, повел вороного в конюшню. – Старшой средь них – отставной солдат Иван Чернеев, вона, на передних санях сидит. Он и скажет толком, куда и зачем едет.

Из саней, устланных сеном, вылез страшный от многоволосья на лице мужик лет пятидесяти, охлопал себя руками по бокам, выгоняя холод из тулупа после долгого сидения, потом торопливо подошел к Илье Федоровичу, из-под насупленных бровей уставил на него маленькие и хваткие, словно рачьи, глаза. Не снимая шапки, поклонился в пояс.

– Челом бью тебе, государев атаман, от мужиков и отставных солдат Бугурусланской слободы. А посланы мы под большим секретом от нашего начальства в стан государя Петра Федоровича звать его с войском в наши волости. Прозываюсь Иваном Чернеевым, сам из отставных солдат, воинскую службу знаю, с посильной пользой готов служить государю нашему.

Илья Федорович ответил на поклон, назвал себя и присоветовал:

– Ехать тебе, Иван, в далекий Оренбург нет надобности, потому как послан я с войском на Самару. Окромя меня, еще и Дербетев Федор Иванович, войсковой квартирмейстер ставропольских калмыков, он же сын калмыцкой княгини Анны Васильевны Дербетевой, отправлен государем под Ставрополь приводить все калмыцкое войско под государеву державную руку. Стало быть, и тебе дело найдется возле твоего Бугуруслана.

– Коль так, то надобно нам весьма спешно ворочаться в свою слободу. Тамо и ждать вашего прихода.

– Сидеть да ждать недосуг нам, государевым слугам: дождемся еще находа царицыных генералов с полками. Надобно помогать батюшке скорее силами собраться, – поправил Чернеева Илья Федорович. – Сделаем иначе, Иван. По взятии Бузулукской крепости я буду недолго ожидать от государя Петра Федоровича именного манифеста и указа идти воевать Самару и Ставрополь. С того манифеста спишем для вас копию, а вы с нею явитесь в Бугуруслан да в окрестные волости для всенародного прочтения. И тем нам изрядная подмога под Самарой явится, да и войско государя приумножится, ежели поверстаете в казаки охотных людей.