– Князь у себя?

– У себя, но до двенадцати никого не принимает.

– Даже меня?

– Даже тебя, – ответила Татьяна, приподняла крышку коробки с конфетами и положила на язык шоколадную улитку. – Ни-ко-го! Ферштеен?

«Можно вломиться к нему без разрешения, – думал я. – Но хозяин таких вещей не любит, наверняка выставит вон. И у Татьяны появится повод посмеяться надо мной».

Я нервно ходил вокруг стола.

– Ты сегодня какой-то озабоченный, – заметила Татьяна. – Нет желания прокатиться на выходной в первопрестольную? Говорят, в Малом идет какой-то совершенно безумный спектакль.

– Из МВД телеграмм не было? – едва разжимая зубы, спросил я. – Из Непала?

– Увы, увы, – пропела Татьяна, растопыривая ладони и оглядывая разложенные на столе документы, как карты в пасьянсе. – Вот только из милиции…

Я сгреб и смял в кулаке несколько писем и стал бегло просматривать их, швыряя затем на стол. Из районного отделения милиции: «Уважаемый Святослав Николаевич! В связи с участившимися фактами правонарушений в непосредственной близости от занимаемой Вами усадьбы убедительно прошу Вас оплатить услуги народных дружинников в сумме…» Из администрации города: «Орлову С.Н. По решению жилищного отдела с марта месяца вам будет начислена квартплата 29 000 рублей в месяц (или в СКВ по курсу), согласно общей площади всех капитальных строений усадьбы, которая составляет 12 тыс. кв. метров. Для решения этого вопроса просьба явиться в каб. № 14…» Из пожарного надзора: «За дополнительные услуги пожарных, которые ликвидировали последствия Вашей небрежности, с Вас причитается 18 266 рублей. В случае неуплаты деньги будут востребованы через суд…» Из районной больницы: «Многоуважаемый Святослав Николаевич! Не могли бы вы оказать материальную помощь персоналу нашей больницы, которые уже несколько месяцев не получают зарплату…»

«Боже всемогущий! – подумал я. – Зачем он приехал?! Отправь его обратно в Америку!»

– Я не успеваю их регистрировать, – сказала Татьяна, разглаживая мятые письма. – Все несут и несут.

– А сочинять и распечатывать эти письма успеваешь? – спросил я, в лепешку раздавливая пальцем конфету.

– Что? – не поняла Татьяна.

«Все! Довольно! – подумал я, выбегая на улицу. – Если бы молодость знала, если бы старость могла… А я все знаю и все могу. Идиоту уже должно быть понятно, что Татьяна обнаглела вконец и ловко вытягивает из князя огромные деньги».

Уже издали я заметил, что моя «шестерка», припаркованная у ворот, как-то странно осела на левый бок. Подойдя ближе, я увидел, что оба левых колеса спущены, а на ветровом стекле красной краской аляповато выведено: «Прихвостень!»

Я сплюнул и подумал: «Если сегодня я не взорвусь от злости, то проживу долгую и счастливую жизнь», и начал махать рукой, останавливая все легковушки подряд.

В кабинет нотариуса стояла небольшая очередь. Дверь соседнего кабинета была открыта настежь, желающих зайти туда не было. Полненькая дурнушка, явно засидевшаяся в девках, заправляла стопку бумаги в поддон копировального аппарата. Когда я зашел в кабинет и закрыл за собой дверь, она с нелюбовью взглянула на меня и, неимоверно растягивая гласные, произнесла:

– Сюда вход воспрещен, мужчина! Ну говорят же вам!

– Татьяна где? – без вступлений спросил я, заглядывая под стол, на котором стоял ксерокс.

– Какая еще Татьяна, господи?

– Прокина! – вовремя вспомнил я фамилию.

– Да не работает она здесь уже сто лет, господи!

Слово «господи» в ее произношении звучало как «госпти».

– Не может быть! – возразил я, импровизируя с ходу. – Она же сама мне телеграмму дала!

– Не знаю я, дала она вам или не дала! Не работает она уже тут, говорят же вам!

Эту молодую, но стремительно набирающую бюрократского опыта девицу разговорить оказалось нелегко. Я мобилизовал весь свой артистический талант, рухнул на стул, уронил голову на руки и задергал плечами.

– Я так спешил, – прошептал я. – Три ночи не спал. Ни крошки во рту…

– Да говорят же вам! – плаксивым голосом произнесла девушка. – Не работает она здесь, господи!

– Хотя бы домашний адрес, – не отрывая лица от ладоней, прошептал я и всхлипнул.

– Да не знаю я ее адреса, говорят вам! Она где-то на краю города квартиру снимает! Никто из наших у нее не был, господи!

Вообще-то девушка оказалась вполне разговорчивой, просто у нее манера была своеобразная – с обязательным использованием «говорят же вам» и «господи».

– Она разве не местная?

– Я же говорю вам – нет, конечно! Из Москвы она, господи! Всего неделю у нас поработала и сразу к этому миллионеру упорхнула.

– К Орлову, что ли?

– Ну не к вам же, мужчина! Вы что, тоже миллионер? Господи, сколько же можно повторять?

– К Орлову меня не пропустят, – могильным голосом сказал я и погладил вены на запястье, словно намеревался их перегрызть. – Неужели нет больше никаких зацепок? Вы позволите мне вот здесь, вот так взять и умереть?

– Господи, вы же все равно не умрете, даже если я очень этого захочу! – Девушка закатила глаза и стукнула пальцем по сенсорной кнопке. Аппарат ожил, сверкнул лампами, внутри его что-то загудело и защелкало. – Каждый день по сто раз приходится объяснять. Ничего не понимают. Вот вам зацепка, у меня больше ничего нет, говорю же вам!

С этими словами она положила передо мной почтовый конверт.

– Что это? – спросил я, придвигая конверт к себе.

– Неужели вы не видите, господи? Бестолковый какой-то! Это письмо. Пришло на ее имя, когда она уже ушла к Орлову. С письмом вас могут пропустить, вот вам и зацепка.

«С этого бы и начала!» – подумал я, поднялся со стула и прижал письмо к сердцу.

– Даже не знаю, как вас благодарить…

– Вот если вы сейчас уйдете, – принимая теплые копии, заскулила девушка, – то это будет самой лучшей благодарностью, господи! Вам же говорят – вход сюда воспрещен. Нервов просто не хватает…

Затолкав письмо в карман, я вышел из кабинета, просочился через очередь и оказался на улице. Водитель «Москвича», которому я пообещал сумасшедшую сумму, доверчиво ждал в машине, и стекла от его дыхания запотели. Тут же, на крыльце конторы, я вынул письмо из кармана и внимательно осмотрел конверт.

«Улица Советская, дом тринадцать. Нотариальная контора. Татьяне Прокиной» – это адрес получателя. Про отправителя ни слова. На обратной стороне московский штамп, сто сорок пятое отделение связи. Не церемонясь с конвертом и не задумываясь о морали, я быстро надорвал его край и вытащил открытку с изображением букета подснежников и оплетающей его золотой цифры 8. На обратной стороне было написано: «Дорогая доченька! Поздравляю тебя с праздником 8 Марта! Желаю вечной молодости, красоты, большой-большой любви! Мама».