И он стал стаскивать с себя джинсы и плавки.

— Этих увести обратно! — закричал Степанов. — С ними будем работать отдельно!

Голубые стали протестовать, но их все же увели.

— Так как, будем одеваться? — обратился Степанов к нудистам.

— Нет! — хором ответили те. — Не будем.

— В знак протеста! — заявила Зинаида Михайловна. — И объявляем голодовку!

Ее тут же поддержали.

— Голодовку! — закричали нудисты.

— Этого только не хватало! — схватился за голову Степанов. — Хотя пусть себе голодают! Как бы их одеть, пока товарищ полковник не прибыл?

И он стал уговаривать людей одеться. Те отказывались наотрез. Устав стоять, люди стали садиться на землю.

Время шло. Солнце уже стояло высоко, и когда прибыл Ватрушин, ничего не изменилось.

— Доложить обстановку. Каков у нас расклад сил? — тут же спросил Ватрушин у Степанова. — Нашел Магистра?

— Никак нет!

Глаза Ватрушина тут же налились кровью:

— Так чем же ты тут, мать твою перемать, занимался все это время?

— Так они это… — Степанов шмыгнул носом и прошептал полковнику в ухо: — Отказываются.

— Не понял.

— Отказываются одеваться. Протестуют. — Степанов хихикнул.

— Протестуют? Против чего?

— Против насилия.

— Разве таковое имело место быть? — нахмурился полковник.

— Никак нет. Насилия не было. Все прошло очень мирно.

— Да? — недоверчиво спросил Ватрушин.

— Ну, почти мирно, — потупил голову Степанов.

— Доложить!

— Есть! Сопротивления при задержании граждане отдыхающие не оказывали, но пострадал Костылин.

— Вот как? И что же с ним произошло?

— На него было совершено нападение одной гражданкой.

— Вооруженное?

— Нет. Она на него без оружия напала. Но нанесла тяжелую физическую и психологическую травму.

— Каким образом?

— Она, — Степанов хихикнул, — она его укусила.

— Укусила?

— Ну да. За ухо.

— Безобразие! — воскликнул полковник и тоже хихикнул. Потом улыбка мигом сошла с его лица, и Ватрушин вновь стал серьезным. — Ладно, черт с ним, с Костылиным. Ты мне вот что скажи, почему до сих пор не задержан Магистр, то есть гражданин Арсентьев?

— Так они одеваться отказываются, товарищ полковник!

— При чем тут это? Пусть себе остаются голыми, — полковник в этот момент глянул на нудистов, к группе которых подвел его Степанов. — Тьфу ты, господи! Срам-то какой!

Он покраснел и поспешил отвернуться.

— Вот и я говорю, срам! — поддержал его Степанов.

— Ты давай не отнекивайся, — полковник закрыл фуражкой почти пол-лица, — а Магистра найди.

— Слушаюсь, товарищ полковник! — крикнул Степанов и побежал к нудистам, но, не дойдя до них метров двадцать, он вдруг решил кое-что поменять в своих действиях. — Нет, я сначала с теми поговорю, которых увели. Их меньше. Что, если Магистр находится среди них? Чего я время на этих голожопиков терять буду?

И он повернул на восток.

В это самое время в среде так называемых голожопиков тоже шла оживленная дискуссия. Эрнст Степанович и Зинаида Михайловна, единодушно и безоговорочно воспринимаемые как вожди сопротивления, собрали вокруг себя весь имеющийся на острове актив клуба. Они сбились в кружок, остальные соратники окружили их так, чтобы хотя бы отчасти закрыть от милиционеров. Внешне нудисты походили на стадо моржей, вокруг которого бродят белые медведи.

— Итак, друзья! — тихо начал Эрнст Степанович, стараясь, чтобы его губы при этом двигались как можно меньше и незаметнее. — Мы должны обсудить дальнейшую тактику наших действий. Согласны?

— Согласны, — тихо ответили ему активисты движения за натуральный образ жизни.

— Я думаю, что голосовать сейчас нет смысла.

— Разумеется, — тихо сказал профессор исторического факультета, читающий курс истории античного мира, Иван Германович Корешков. — Приказывайте, и мы пойдем под вашим знаменем хоть на Голгофу.

— Надеюсь, до этого не дойдет, — прошептал Эрнст Степанович. — В первую очередь мы должны выяснить, чего, собственно говоря, добивается от нас власть. Тут у нас сомнений быть не может. Власть от нас хочет одного. Она хочет, чтобы мы что?

— Что?

— Чтобы мы оделись. Вот что! А значит?

— Значит?

— Значит, мы ни в коем случае не должны этого делать. Наша нагота — наше главное оружие. Как только мы оденемся, мы лишимся этого оружия, и власть с нами тут же расправится. Нас вывезут с нашего острова. И мы сюда уже больше никогда не вернемся. Допустим мы это?

— Нет! — с убежденностью фанатиков воскликнули нудисты. — Это наша земля, и мы никому ее не отдадим.

— Значит, — подвел итог командир голого общества, — не одеваемся ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах.

— Но с нами дети! — воскликнула одна дама в больших круглых очках и соломенной шляпке. Ее звали Наталья Андреевна Курмышева. Когда она была одета, то работала учительницей труда в Черноборской гимназии номер два, поэтому все ее мысли всегда были в первую очередь о детях. — Что, если эти люди станут с ними плохо обращаться?

— Детей защитим! — убежденно сказал Эрнст Степанович. — Но в то же время мы должны им показать пример стойкости и мужества. Пусть знают, что их родители могут не только говорить о правах человека, но и, если понадобится, отстаивать их с оружием в руках. Неужели мы будем выглядеть в их глазах трусами? Естественно, голодовка на детей не распространяется. И вам, Наталья Андреевна, поручается приготовить им завтрак и накормить. Теперь следующее! Это очень важно, дорогие соратники и единомышленники.

Слушатели внимательно прислушались к тому, что им говорил предводитель.

— Следующим нашим шагом должно быть полное отсутствие какой-либо договоренности с властью.

— Что это значит? — спросила Зинаида Михайловна.

— Это значит, что мы должны напрочь отвергать и все остальные требования наших мучителей. В этом должна быть наша позиция. Главное для нас сейчас — выигрыш во времени. Первый бой мы выиграли. Не оделись. Это наша победа.

— Но ведь Безумнов давно грозился окружить нас колючей проволокой и оставить на острове до зимы! — вдруг тихо всхлипнула молоденькая девушка. — Что, если они именно это собираются с нами сделать? Я не хочу тут оставаться до снегов. Я домой хочу, к маме.

— Чушь! — отрезал президент. — Этого не может быть. Не сей панику в наших рядах, Катя! А не то я тебя отшлепаю.