Девочке еще не случалось видеть такого выражения на лице человека. Когда-то, когда она была совсем маленькой, Бранд пришел к ней однажды, ласково обнял и сказал, что ее мать умерла. Он объяснил, что это случается с каждым и никто не может избежать смерти.

Тогда она чувствовала такой же ужас.

Аверан вдруг поняла, что в каком-то отношении она старше Кирки. О смерти она знала давно, еще с трехлетнего возраста. А Кирка до сих пор знать не знал, что такое смерть – неотвратимый уход навсегда. Счастливый Кирка…

– Боюсь, что так, – мягко сказал Биннесман, надеясь успокоить юношу.

Кирка покачал головой, словно не в силах был этого осознать.

Рыцари Габорна разразились вдруг радостными криками.

Аверан подумала было, что они чествуют Хосвелла, но крики слышались сразу со всех сторон.

Она посмотрела на поле битвы.

Опустошители разворачивались. Они собирались бежать на юг, вслед за оставшейся ордой. В строю их произошли незаметные на первый взгляд перемены. Теперь они выстроились в семь рядов с колдуньями в середине.

Воины возбужденно переговаривались. Такого строя они еще не видели. Да и Аверан, даже обладая воспоминаниями опустошителей, не припоминала ничего подобного.

Она забеспокоилась. Опустошители, приспосабливаясь, начали менять тактику. Девочка знала, что это умные создания – возможно, даже умнее людей. И происходящее не предвещало ничего доброго.

Воины Габорна тоже развернули коней и поскакали прочь с поля битвы. Биннесман вскочил в седло позади Аверан, и некоторое время они ехали в молчании.

Габорн оглянулся на девочку. И улыбнулся.

– Поздравляю, – сказал он. – Мы одержали вторую победу, и ею мы обязаны, в основном, тебе.

Но похвалу эту ей было слышать сейчас неприятно – ведь столько людей осталось лежать мертвыми позади!

– Пожалуй, я повышу тебя в звании, – сказал Габорн. – Пусть все знают, что наездница Аверан стала советницей короля.

То была великая честь. Советовать самому королю, когда бы он ни призвал! Ей было всего девять лет, и более юного советника, должно быть, никогда не существовало на свете. На ее месте любой бы затрепетал.

Но девочка только смутилась. Честь эта казалась ей пустым звуком.

Она посмотрела на убегавших опустошителей, на весело перекликавшихся рыцарей. Потом бросила взгляд на золотую равнину под голубым сводом небес, где, словно серые камни, лежали трупы опустошителей.

Аверан ощутила глубокую печаль.

И поняла запоздало, что никакие звания ей не нужны. Ими люди награждают людей, а она уже не принадлежала людям. Ее призванием было служение Земле.

Джебанская огненная ящерица получила свое название из-за складок на горле. Раздувая эти складки, ящерица кажется крупнее, чем она есть, а ярко-красные пятнышки на них придают ей угрожающий вид, как будто она питается кровью своих врагов. По ночам пятнышки светятся, вспыхивают и гаснут, напоминая мерцающие огоньки.

Ранней весной самцы раздувают свои складки перед самками, привлекая таким образом внимание. И весь Джебан по ночам кажется охваченным огнем.

В Инкарре огненных ящериц используют вместо сторожевых собак и называют их «драктферион», что означает «сигнальный костер». В Мистаррии название это укоротилось до «дракена». В северном же Рофехаване оно и вовсе превратилось в «дракона».

Отрывок из «Бестиария» Биннесмана, раздел «Рептилии Мира»

Оставив позади баобаб, Радж Ахтен долгое время нигде не встречал воды. Он гнал верблюдов через Пустоши, никого не щадя в стремлении догнать наконец Укваза.

Песок, снова песок, и опять песок, и песок песком заметает. Так говорили о Пустошах.

Здесь никто не мог жить, кроме некоторых видов жуков и маленьких ящериц-гекконов. У ящериц были песочного цвета спинки, чтобы скрываться от хищников, и белые брюшки, отражающие солнце пустыни. Глубоко под песком обитали слепые землеройки, выходившие по ночам охотиться на скорпионов, и больше там никого не было.

В небесах описывали круги пустынные грааки, тоже песочного цвета, высматривая, не движется ли кто среди барханов. Эти чудовища частенько нападали на людей, сбрасывая их с верблюдов. Если верблюд удирал, человеку оставалось только умереть. Но на такие большие группы людей, как отряд Радж Ахтена, грааки нападать не осмеливались.

На шкурах его верблюдов было полно рун силы, жизнестойкости и метаболизма, но Радж Ахтен вскоре заподозрил, что некоторые из Посвященных животных издохли. Один верблюд лег на полдороге через пустыню, и поднять его не удалось даже с помощью острого стрекала.

Радж Ахтену ничего другого не оставалось, кроме как оставить при нем одного из воинов, дожидаться, пока верблюд отдохнет. Неодолимый вынул боевой молот и встал, высматривая в небе грааков, в оборонительную позу.

Бескрайнее Белое море в это время года пересыхало, от него оставалось лишь озерцо шириною в несколько миль, да и в том вода была глубиной верблюду по бабки. Отступая, море оставляло по берегам соляную корку, трещавшую под ногами. Ветер мел сухое дно, вздымал облака соли, швырял ее в глаза.

Радж Ахтен прятал лицо под покрывалом и, добравшись наконец до Белого моря, которое назвали так из-за белой корки, покрывавшей его берега, вздохнул с облегчением. Искрящиеся на солнце, аметистовые его воды были мелкими и слишком солеными для питья. Но хотя бы видеть воду – и то было отрадно. Здесь уже не носилась по ветру соль, и дорога была безопасной, если не спешить. На восточном берегу кишмя кишели крокодилы, но тут, с западной стороны, было слишком солоно даже для них.

Когда отряд перешел море вброд, Радж Ахтен заметил вдалеке оббата – кочевников пустыни на уродливых черных верблюдах. На одном верблюде у них ездила обычно целая семья, и всадники были такими же странными, как их верховые животные, ибо одежды они почти не носили – что мужчины, что женщины. Колдуны племени защищали их от солнечных ожогов при помощи рун воды, которые выжигались на нижней губе. Правда, у этих рун было неприятное побочное действие. Они перекрывали поры на глянцевой черной коже кочевников, та становилась бесцветной и покрывалась какими-то чешуйками. Ногти на руках и ногах делались тусклыми, как кремень, белки глаз – серыми. В Умарише оббатанцев называли «людьми-крокодилами», поскольку они уже мало походили на людей.

Они ехали на север, племя за племенем, солнце играло на серебряных кончиках их копий. Радж Ахтену это показалось скверным предзнаменованием. Нелюдимые оббатанцы редко путешествовали днем, а сейчас великое множество их переправлялось на своих страшных верблюдах через мелкое Белое море.

Бегут – понял он. Неужели и они уже прознали о вторжении опустошителей?

От дурных предчувствий его зазнобило.