— Глотни!

Егор глотнул. Закашлялся, а затем глотнул снова.

— Руки-ноги шевелятся? — осведомился Торт.

— Да… — пробормотал Волчок. — Только холодно.

— Ничего, отогреешься.

Гигант поднялся на ноги, быстро прошел к саням, снял с них пластиковую упаковку с шерстяным одеялом, быстро разорвал ее, встряхнул одеяло и, расправляя его на ходу, вернулся к Егору.

— Потерпи, брат, — сказал он, заботливо укрывая Волчка одеялом до самого подбородка. — Сейчас поставлю термопалатку и разожгу примус.

И Торт взялся за дело. Действовал он быстро и умело, и вскоре красная термопалатка была прочно установлена среди ледяных торосов. В пылу работы Торт не замечал, что снег вокруг него окрасился кровью, стекающей с его израненных рук.

Закончив установку, белобрысый гигант поднял Волчка на руки, внес в палатку и аккуратно уложил его на пластиковую раскладушку. После чего разжег примус и полез в рюкзак за сухой одеждой для Егора.

…Восемь часов назад вездеход, на котором ехали Егор и Торт, налетел на торос. Кусок льда раскурочил мотор. До полярной станции «Север-3» оставалось около сорока километров, и Егор с Тортом решили преодолеть их на лыжах. В прицепе вездехода находился утепленный вольер с тремя ездовыми собаками. Егор умело запряг собак в сани, нагруженные провизией и необходимыми в путешествии вещами, главными из которых были термопалатка, примус, спальные мешки и несколько бутылок с керосином.

— Чувствую себя пьяным биатлонистом-неудачником, сбившимся с трассы, — сказал Торт в тот момент, когда они встали на лыжи.

— У нас есть снаряжение, сани и собаки, — возразил ему Волчок. — И мы знаем, куда идти.

Гигант усмехнулся:

— Собаки. Три ленивых пса, которые всю дорогу дрыхли, как сурки, и жрали в шесть глоток.

— Ты их недооцениваешь, — возразил Егор. — В поселке мне сказали, что это настоящие ездовые хаски. Ходить в упряжке — их любимое занятие.

— На свете нет ни одного идиота, который по доброй воле будет ходить в упряжке. Даже среди зверей, — изрек с мрачным видом Торт.

И ошибся. Собаки везли сани резво. И все было бы хорошо, если бы не полынья, в которую они угодили. Егор бросился в воду, чтобы спасти собак и снаряжение. Перед тем как хлебнуть воды, он успел выбросить на лед собак и вытолкнуть сани с прикрепленными к ней рюкзаками. А вот о себе позаботиться уже не смог.

…Когда Егор снова открыл глаза, Торт сидел в углу палатки, сунув руки в карманы пуховой куртки. Уродливое, перекрученное судорогами лицо его было бледным, как снег, а в глазах застыла боль.

— Торт! — хрипло позвал Егор. — Ты как?

— Ничего. — Здоровяк улыбнулся побелевшими губами. — Я в порядке. Пока ты спал, я накормил собак.

Егор повернул голову и взглянул на трех псов, тихо поскуливающих в углу термопалатки. Псы были напуганы, и сперва Егор не понял почему. И лишь спустя несколько секунд обратил внимание на то, что все вокруг перепачкано кровью.

— Покажи руки, — сказал он белобрысому гиганту.

— Зачем? — пробасил тот.

— Покажи! — повторил Волчок.

Торт нехотя достал руки из карманов куртки и показал их Егору. С кистями рук Торта происходило нечто жуткое — они пульсировали и трещали, кости и суставы ходили ходуном, раны то затягивались, то снова раскрывались и сочились кровью.

Широкий лоб гиганта покрылся бисеринками пота, кожа на лице посерела. Было видно, что метаморфозы причиняют ему страшную, нестерпимую боль.

Перехватив вопросительный взгляд Егора, Торт виновато проговорил:

— Не знаю, что со мной. Но, кажется, на этот раз все слишком серьезно.

— Где ампулы со стабилизатором?

— Их больше нет. Они ушли под лед вместе с аптечкой.

Егор прерывисто вздохнул. Потом посмотрел на белобрысого гиганта ободряющим взглядом и сказал:

— Ничего. С тобой и прежде такое случалось.

— Верно, — согласился Торт. — Но, кажется, на этот раз все выходит из-под контроля. Я расклеиваюсь, брат. Ничего не поделаешь.

— Ерунда. Процесс регенерации идет чуть дольше, чем обычно. Это еще ни о чем не говорит.

— Мои руки уже не будут руками, — возразил Торт внешне спокойным голосом, в котором Егор расслышал нотки тоски и отчаяния. — И не только руки. Кажется, процесс распространяется на все тело.

Спустя примерно час Егор окончательно оклемался, а здоровяку Торту стало хуже. Он уже не сидел, а лежал, накрывшись одеялом, и беспрестанно дрожал.

— Держись, брат, — подбадривал гиганта Волчок, пытаясь напоить его теплым чаем из термоса.

— Убери… — прохрипел Торт и попытался оттолкнуть кружку.

Волчок хмуро посмотрел на его пальцы — они утолщились, стали узловатыми и темными, и при этом продолжали пульсировать, словно никак не могли определиться с формой. Торт заметил, что Егор разглядывает его пальцы, и поспешно сунул руку под одеяло.

— Прости, брат, — сказал он с угрюмой усмешкой. — Знаю: отвратительное зрелище.

— Видал и похуже, — сказал Егор. — Отдыхай. Скоро нам в дорогу.

Торт послушно закрыл глаза.

Егор выбрался из термопалатки. В тундре мело, но не сильно. По прогнозам метеорологов, настоящая метель должна была начаться лишь через полторы недели. А то, что сейчас клубилось в воздухе, можно было считать легкой поземкой. Впрочем, изредка порывы ветра норовили сорвать палатку с опор.

Белые чайки, словно комья пушистого снега, летали над термопалаткой. Садясь на снег, они сливались с ландшафтом. Поблизости, поглядывая на палатку отвратительными желтыми глазами, разгуливали сизокрылые полярные стервятники — бургомистры. То и дело они принимались пищать и щелкать мощными желтыми клювами, однако близко к термопалатке подходить боялись.

— Ждут падали… — хрипло проговорил за спиной у Егора белобрысый гигант. — И, кажется, скоро дождутся.

Егор оглянулся. Торт приоткрыл рукой дверцу палатки и смотрел на птиц холодным, ненавидящим взглядом.

— Не говори так, — сказал Егор. — Ты выкарабкаешься.

Он вернулся в палатку и прочно закрепил полистеровую дверь. Только сейчас он ощутил, какой холод воцарился в палатке. Егор попытался разжечь примус, но спички отсырели, а керосин, смешавшись с талым снегом, никак не хотел гореть.

Торт, лежа на раскладушке, облизнул распухшие, посиневшие губы и хрипло проговорил:

— Волчок, похоже, мне конец.

— Отставить разговоры, — сказал Егор. — Сейчас разожгу примус и накормлю тебя горячей едой.

Торт чуть заметно качнул головой:

— Нет. Мне тяжело дышать. А скоро я не смогу дышать совсем.