Веки Амуна распахнулись, и он знал, всполохи огня продемонстрировали темную угрозу в глазах. - Из-за него?- спросил он.

- Да. Я не буду обманывать.

Он выставил подбородок. Когда ты в последний раз спала с ним? С каждым новым словом, наблюдался рост ярости в его голосе.

- Я этого не делала. Никогда.

Ярость исчезла в мгновение ока. Она сказала вчера, он хотел ее еще и сомневался, что может изменить это, - но, знание, что Мика не прикасался к ней, таким образом, топили его новые чувства собственности. Когда ты была с ним, ты думала, что он это я, - напомнил он ей.

Да.

Амун обхватил ее бедра, подтолкнул ее вперед и потерся о нее. Тогда ты изменяешь мне, оставаясь верной ему.

Она застонала, ее веки опустились. Когда он вынудил ее выпрямиться, она кусала свою нижнею губу, белые зубы глубоко впивались в нее. - Возможно я, но есть еще возможность нечестности. Так, никакого секса. Только когда я скажу ему, что мы расстаемся. Но...

Но Амун мог поцеловать ее, говорила она. Гнев вернулся полную силу. Целоваться - это форма измены, Хайди.

Он знал, как отреагировал бы, если бы поймал ее целующейся с другим мужчиной. Пролилась бы кровь.

Ее плечи обвисли, на лице отразилась пытка.

- Ты прав. Прости. Я знаю, что ты прав. Просто ты так... заводишь меня. Тогда давай остановимся. Так будет лучше. Пока - только пока.

Порви с ним в своей голове. Сейчас.

- В моем сердце и в моих мыслях, я и он уже это сделали. Но я должна сказать ему, Амун. Он заслуживает того, чтобы знать. Я знаю, ты мне не поверишь, но он хороший человек.

Амун только что понял, что он будет делать все, чтобы защитить эту женщину, даже отказаться от жизни, как он знал это, просто, чтобы быть с ней. Тем не менее, она не могла отпустить своего старого друга. Не совсем. В то время как часть его, восхищалась такой преданности, с другой стороны хотел, чтобы она была верна только ему.

- Нет секса, сказала она, и теперь, из-за того, что он сказал, нет поцелуев. Ну, тогда, клянусь богами, он будет делать все остальное. Нахмурившись, он поймал ее сзади за ноги и резко бросил ее на спину. Она приземлилась на лепестки цветов, их нежность смягчила удар. Не успела она втянуть воздух, он был поверх ее, толчком раздвигая ее ноги и устраиваясь на ней.

Не обманывай меня, Хайди. Не обманывай меня. Пожалуйста.

Она застонала, как будто от боли, но потом успокоилась. Я-я-я, может быть, страшный человек, но я хочу, чтобы ты поцеловал меня. Пожалуйста.

- Не страшный. Прекрасный. - В тот момент он понял, что ни в чем не мог отказать ей. Так, поцеловать ее? Да, даже притом, что он думал, чтобы уравновесить чашу весов. Их рты встретились в бешеном сплетении, облизывании, всасывании, захвате. Как и обещала, она держала свою температуру под контролем. Все же холодная, но не замораживающая.

Как она сделала так, он не знал. И ему не нравилось это, она не могла отступить полностью, она должна была оставаться осторожной.

Когда это закончиться, когда он избавился от демонов в нем, она будет его, поклялся он. Вся она. И холод, и каждый дюйм ее сочного тела. Даже ее сердце. Он защитил бы его собственное, конечно — желая ее, нуждаясь в ней, она была прекрасна, но она никому не будет принадлежать — но боги, она бы полностью была бы его.

Он расстегнул ее джинсы и сбросил их вниз к ее ногам...

Она не возражала, не пыталась остановить его. Верила в то, что он не переступит черту, которую она провела. Снова он обнаружил, что разрывается между любовью за то, что она доверяет ему и ненавистью к тому, что не умоляет его о большем, несмотря на все то, что было против них, как это сделал он. Ненавистью к тому, что он увлекся ею, а она, казалось, им не увлеклась

Что ж, придется изменить это.

Амун целовал и покусывал путь к ее груди и еще раз облизывал ее соски. Она извивалась, бедра приподнялись, ждущие прикосновения, любого прикосновения, он проложил себе путь к ее пупку. Там, он мучил ее с мимолетными, нежными укусами, в то время как его пальцы играли с ее трусиками, на ее талии, вокруг ее бедер, но не дотрагивался там, где она нуждалась в нем больше всего.

- Амун... малыш... пожалуйста.

Мольба сейчас. Хорошо, это хорошо. То, что он хотел.

Все же, его тело болело от такого невыполненного желания, он не был уверен, что переживет это столкновение. Бисеринки пота выступил у него на лбу, туго натянулась в потребности, кожа покрылась мурашками.

Я собираюсь попробовать тебя еще раз. Взять тебя и до конца в этот раз.

Наконец он поцеловал ее между ног, обводя языком по влажной ткани ее трусиков.

Ее бедра выстрелил вверх, и она вскрикнула безудержно. - Да!

Ты собираешься дать мне все.

-Да… нет. - Она отодвинулась? ощущая его рот. - Я не могу.

Я знаю. Но скоро.

- Скоро. Да, скоро.

С тем обещанием, звучащим в его ушах, он разорвал материал и пировал на ней. В первом истинном скольжении его языка она энергично закричала. Он попробовал ее женственность и этот вкус абрикосов, он ощутил аромат ночи, которую они встретят. Он думал что был в огне прежде, но этот… этот сжигал его заживо.

Его член заполнился на грани разрыва, и он упирался в твердый пол, качаясь, как будто он уже был в его женщине. Она дернула его за волосы, чтобы не оттянуть от себя, а направить.

Он облизывал её внутри, чувствуя как тугие стенки смыкаются вокруг его языка. Он пировал на её клиторе, посасывая и облизывая, щёлкая по нему языком. Вскоре она не просто извивалась, она занималась любовью с его ртом, двигаясь против него, закинув ноги ему на плечи и упираясь пятками в его спину.

Руки над головой, он командовал, и он был очень рад, что мог говорить с ней мысленно, что он не должен был останавливать то, что он делал.

- По-почему?

Сделай это.

Нерешительно она отпустила его и протянула высоко руки.

Сожми скалу позади себя.

На сей раз, она подчинилась, ничего не спрашивая.

Не отпускай. - Он захватил ее бедра, поднял, и повернул ее так, что она ударилась о землю. И сам повернулся также, упираясь ниже ее, но все еще между ее ногами.

Ее тело упало обратно на него, ее ядро прямо над его лицом.

Она держалась за скалу, что препятствовало ей касаться его лица своей киской, но это не спасло её от растущего давления его настойчивого рта, поскольку его язык погрузился ещё глубже, чем прежде.