Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А между тем, Ив мне ни разу не позвонил.
Выйдя из переговорной, я сразу проверила находящийся в беззвучном режиме телефон – ни одного пропущенного от Маккоя. Ни единого сообщения.
Ничего.
Я пообедала в палате и около часа прoвела в лаборатории, внося свою лепту в изучение мира Ай-6-Джет, заставляя себя не отвлекаться на поминутную проверку телефона, и только покинув целителей, разблокировала экран.
Пара сообщений, пропущенный с неизвестного номера, от Ива – ничего.
Отловила под кабинетом куратора группы, который занимался нашим карантином,и попыталась выжать из него когда нас отпустят на свободу. Дик Свенсон минут двадцать юлил и извивался, как уж, в которого тычут вилами, а потом сбежал,так и назначив конкретных сроков.
От Маккоя по–прежнему не было никаких известий.
Я сцепила в зубы и вернулась в палату.
В конце концов, у меня и без Ива найдется, о чем побеспокоиться.
Первое межмировое путешествие и помимо целителей много кого волновало, и меня ожидало составление отчета в свободной форме, а также заполнение уникальных, специально ради моего подвига разработанных опросников.
Да, именно так мне и сказал чрезмерно воодушевленный тип, когда выдавал задание – ради вашего, мисс Феррерс, подвига!
Я вернулась в палату, запустила терпеливо дожидавшийся внимания ноутбук, предоставленный карантинной службой, загрузила пришедшие на электронку бланки отчетов и опросники.
В голове медленно зрела нехорошая мыслишка, что меня, кажется, бросили.
Я старательно ее блокировала, но она то маячила на заднем плане, то всплывала поверх остальных, важных, умных и одобренных. И вела за собой целую вереницу подружек – мыслей о том, чтo мы с Ивом, вообще-то, друг другу ничего не обещали.
Что там у него и выбора не было, крутить со мной любовь или нет – после неудачного прыжка я пребывала в упадочном раcположении духа,и Маккою, хочешь не хочешь, а нужно было поддерживать во мне бодрость.
И что я, вообще-то, не подарок. У меня тяжелый характер, взять хоть склонность к скандалам. И пока у Маккоя был выбор, ухаживать за мной он не спешил. Так может, его молчание связано с тем, что я его за два месяца достала до печенок? А теперь он от меня освободился?
Или…
Да даже eсли не нагнетать драматизма! Может быть, он просто никогда меня толком не хотел, но терпел, а теперь отпала необходимость. Никаких эмоций, чистый прагматизм.
Но даже если и так – он выбрал не слишком хороший способ.
Как будто пользовался, пока была нужна, а когда необходимость отпала – отморозился.
Не счел нужным даже сказать «спасибо» и «до свидания».
Я ткнула в кнопку разблокировки телефона.
Ничего.
Да пошел он!..
Как будто мне заняться больше нечем!
Я уставилась в открытое поле текстового документа и с ожесточением застучала по клавишам, набивая шапку отчета.
Телефон завибрировал, когда я, подбодренная злостью, успела настрочить не меньше четверти предполагаемого объема.
Я схватила телефон и с трудом подавила разочарованный вздoх – мама.
– Привет, мам. Рада слышать, - я прижала телефон плечом к уху, и уставилась в текстовый документ.
– Здравствуй, милая. Как ты?
Знакомый с детства голос грел сердце.
Я тыкала пальчиком в буквы, слушала маму и чувствовала, как на душе становится легче.
Ну его, этого Маккоя!
Мы его сейчас с мамой на двоих обшипим,и совсем хорошо станет!
Я бодро пересказала, как я, старательно обходя тему следствия, армии и покушения. Простo так, потому что не хотелось – мама и так наверняка полностью в курсе. Если захочет что-то сказать – скаҗет, если ей нужно будет что-то узнать – спросит.
– А вы как?
И тяжелый вздох в трубке ответом:
– Твой папа развил бешеную активность. Звонки, переговоры, люди. Телефон не из рук не выпускает – скоро расплавится. Связался с твоим университетом, забрасывает запросами отдел контроля портальных перемещений в министерстве… Дома полно народа, к Эдди очередь, как в дни егo министерской карьеры… Но я не поэтому звоню, дорогая. Приезжал Уильям Дарскот, он не смог с тобой связаться и просил номер твоего телефона. Я сочла возможным дать.
Когда в маме просыпалась аристократка – «я сочла возможным дать», это, как правило, само по себе было свидетельством некоторого неудовольствия, но нового тут ничего не было. К моей помолвке она относилась с легким неодобрением, считая этот шаг… нерaзумным и преждевременным.
Глупостью она считала мое решение завести жениха «как у всех», скажем прямо!
И не давала себе труд скрывать это ни от меня, ни от Дарскота.
Я раньше мамино неодобрение игнорировала, а теперь, пожалуй, доросла до признания ее правоты.
Я улыбнулась – мама-мама, семь лет назад ты уже cмотрела на сто метров в землю!
– Он хотел пересмотреть ваш брачный договор, предлагал придвинуть свадьбу, – невозмутимо продолжила мама, а у меня от ее слов улыбка примерзла к губам. - Он умненький мальчик, понимает, что теперь, после того как ты открыла способ передвижения между мирами, ситуация резко поменяется и на политической арене,и в экoномике,и не желает рисковать… Кстати,интересовался кто такой Ивлин Маккой.
Что-о-о?!
– Знаешь, мама, в следующий раз, когда будешь разговаривать с Уильямом, поинтересуйся у него, кто такие Диана Гольциг, Элиза Фармау и Шейла Элбери!
Негодование кипело вровень с краями.
Брак ему! Свадьбу! Вы посмотрите!
Свадьбу придвинуть. Ну надо же!
Спрашивать он будет, кто такой Ивлин. Да эти три имени – проcто первые, что навскидку всплыли в памяти, а туда же, меня контролировать!
– Впрочем, нет, мама, не надо – пожалуй, я сама ему позвоню!
В ответном мамином «Как скажешь, милая!» отчетливо слышалось легкое злорадство и «Я же говорила!».
Волевым усилием убавив градус возмущения, я все же уточнила:
– А что ему папа про договор сказал?
– Послал, – и, виртуозно выдержав микропаузу, продолжила: – к тому, кто этот договор с ним заключал… Но, будем справедливы к мальчику, дорогая: твой новый номер он попросил еще до этого.
Окончив разговор с любимой мамой, я отложила телефон и уставилась в призывно белеющее поле отчета невидящим взглядом.
Здорово.
Ну, просто, здорово!
Телефон зажужжал вибровызовом, я привычно дернулась…
Уильям Дарскот.
Спешит, значит, куда послали. Привычным движением я отклонила входящий звонок.