Уже три недели они были страстными любовниками, и Колин каждую свободную минуту старался быть рядом с Шарлоттой. Ему нравилось любоваться ею, когда Шарлотта томно потягивалась в постели, видеть, какое удовольствие она получает и как старается угадать и предупредить его желания. С каждым днем Колин все больше и больше удивлял Шарлотту, продолжая одаривать ее в постели самыми разнообразными и неожиданными ласками. Теперь их отношения выглядели как сбывшаяся сказочная мечта.

Обретение радости от физической близости с Шарлоттой не избавило Колина от внутреннего беспокойства и тревоги. Колин не мог точно определить, что именно его беспокоит, но что-то в их отношениях отсутствовало. После долгих размышлений Колин пришел к выводу, что всему виной было нежелание и боязнь Шарлотты принять его как мужа, пока она не завоюет славу на континенте. Помня о своем обещании, Колин делал все от него зависящее, чтобы она не забеременела. Наслаждаясь радостями интимной жизни, он никогда не доводил их до настоящего завершения, и Шарлотту это вполне устраивало. Известие о полученном Шарлоттой предложении петь на континенте не обрадовало Колина. Он опасался, что, дав жене разрешение поехать в турне, подтолкнет Шарлотту к тому, чтобы завести любовника: она может вообразить, что Колин устал от нее. Чем дольше они были женаты, тем больше он нуждался в Шарлотте, причем уже не только в постели. Если она забеременеет, удержит ли ее дома появление ребенка? Шарлотта обещала подарить ему наследника, если он даст ей денег на турне по Европе. Весь последний месяц он мучил себя размышлениями о том, что будет, если она уедет. Теперь он точно знал, что не сможет жить без нее.

Появление Шарлотты на сцене прервало ход мыслей Колина. Даже без сценического костюма, в обычном платье и без грима, она выглядела так, что у Колина перехватило дыхание. Он готов был слушать пение Шарлотты круглые сутки, в спектакле, на репетициях и дома, когда она разучивала роль. Слыша, как Шарлотта в соседней комнате легко берет высокие ноты, Колин с трудом удерживал себя от того, чтобы не ворваться и не заключить ее в объятия, покрывая милое лицо поцелуями. Сегодня Шарлотта должна была репетировать дуэт с Порано.

Колин зевнул и потянулся. Ему не было скучно на репетициях спектакля, но ежедневное томительное ожидание вора, который хотел завладеть уникальной рукописью, было сопоставимо разве что с напряжением охотника, поджидающего в засаде появления редкого зверя. Колин устал ждать.

Последние три недели он каждый день слонялся по театру, наблюдая за его жизнью и обзаводясь все новыми и новыми знакомствами с актерами, а по вечерам работал над изготовлением подделки партитуры Генделя. Круг подозреваемых сузился до нескольких человек.

Результатом предпринятого расследования было следующее. Случай с падением балки и все прочие, в основном мелкие неприятности, так или иначе связанные с Шарлоттой, не были направлены на то, чтобы серьезно покалечить, а тем более убить ее из зависти к таланту. Шарлотту пытались устранить как основное препятствие на пути к овладению ценной и, в этом сомнений не было, очень дорогой рукописью. Человек, который стоял за всем этим, был уверен, что рукопись находится в театре. Физическое устранение Лотти Инглиш хотя бы на короткий срок открывало доступ к гримерной, ко всем хранящимся там папкам и коробкам с нотами. Единственным слабым местом в рассуждениях Колина было то, что преступник мог предположить, что Шарлотта не оставляет партитуру в театре, а каждый раз забирает ее с собой. Однако чем дольше Колин размышлял, тем больше убеждался, что вор скорее всего не допускает такой возможности: в самом деле, с чего бы Лотти стала рисковать уже совсем ветхой рукописью, какой была партитура Генделя. Это подтверждалось тем, что за Лотти не было замечено никакой слежки. Никто не пытался проникнуть с целью грабежа в дом брата Шарлотты или в дом герцога. То обстоятельство, что в перерытой гримерной Шарлотты ничего не было найдено, не означало, что рукописи там нет. Это должно было разозлить преступника и заставить предпринять еще более дерзкие попытки обнаружить тайник. Кроме того, предполагаемый вор покинул разгромленную гримерную вовсе не потому, что не нашел партитуру, а потому, что его спугнуло появление Шарлотты или кого-то другого. Преступник просто не успел найти рукопись и привести все в порядок.

В последний месяц, используя свою репутацию покровителя искусств, который желает знать, как расходуются пожертвования на театр, Колин посещал все репетиции. Это позволило ему поближе познакомиться с директором театра и антрепренером. Никто не сомневался, что Лотти любовница герцога или вот-вот ею станет. Очень скоро его пребывание за кулисами перестало удивлять артистов. За спиной шептались, что он, не успев жениться на благородной и скромной леди, сестре графа Бриксхема, уже волочится за другой женщиной. О женитьбе герцога писали газеты в разделе светской хроники. Колин был уверен, что пока никому в голову еще не пришла мысль, что Лотти Инглиш и герцогиня Ньюарк – одно и то же лицо. Его репутация светского повесы и распутника сейчас была как нельзя кстати.

Предварительное расследование убедило Колина, что вора не найти среди музыкантов оркестра, работников сцены и большинства артистов. Костюмеры и гримеры вряд ли могли отличить музыку Генделя от национального гимна. Большинство артистов и хористов в день падения балки на Шарлотту вообще отсутствовали в театре, также, как и в то утро, когда кто-то обыскал ее гримерную. Пианист-аккомпаниатор все время был или на сцене, или у всех на виду. Больших партий не было ни у Анны, ни у Сэди, но обе, и особенно Сэди, постоянно вертелись за сценой, с кем-нибудь сплетничая или кокетничая с хористами. Все это вынуждало Колина крепко задуматься.

Ключом ко всей истории служило твердое убеждение Шарлотты, что никто, даже ее брат, не знал о сокровище, которым она обладает. Граф Бриксхем не был заядлым театралом, его никогда не видели за кулисами. Он был человеком разумным, и вряд ли стоило опасаться, что он выдаст тайну Лотти Инглиш. После свадьбы он ни разу не виделся с Шарлоттой.

Подводя черту под своими рассуждениями, Колин пришел к выводу, что подозревать следует одного из четырех человек: директора театра Уолтера Барринггон-Грэма, Анну Бальстоне, Сэди Пьяже и антрепренера Эдварда Хибберта.

Хибберт редко присутствовал на репетициях. Он изредка справлялся в кассе о том, как идет продажа билетов, но в основном сидел в своем кабинете. Финансовое состояние театра было вполне удовлетворительным, но если Лотти Инглиш уедет на гастроли, денежные потери неизбежны. Значит, Хибберт как никто был заинтересован в том, чтобы Лотти была здорова и не отменяла выступлений. Кроме того, он не был музыкантом и хотя вращался среди профессионалов, едва ли мог иметь свое мнение относительно какой-то старой партитуры. Маловероятно и то, что Хибберт знал, кому можно продать подобную вещь.

Директор театра Баррингтон-Грэм тоже мало подходил на роль вора, хотя бы потому, что был директором. Насколько Колину удалось узнать, Баррингтон-Грэм пользовался большим уважением не только среди коллег, но и в светском обществе, и особенно среди аристократов. Баррингтон-Грэм по-настоящему любил искусство и давно работал в театре. Директор вел подозрительно скрытный образ жизни, но при ближайшем рассмотрении это никак не характеризовало его как человека непорядочного. Он был женат уже больше двадцати лет на тихой и скромной женщине, которая разводила терьеров. О финансовых затруднениях Баррингтон-Грэма никаких слухов не ходило. Он получал достойную зарплату и ни в чьих должниках не числился. Конечно, такой человек, несомненно, знал, как продать, легально или из-под полы, ценную партитуру. Однако все подозрения Колина перечеркивались одним обстоятельством: у Баррингтон-Грэма как у претендента на роль похитителя был единственный недостаток – он не мог незаметно передвигаться по театру. О том, где он находится, знали всегда и все. Во время репетиций директор обычно был если и не на сцене, то уж точно где-то рядом. Значит, если бы он задумал кражу, ему не обойтись без помощника, без человека, которому он полностью доверял бы и который до конца своих дней держал бы язык за зубами. Таким помощником, или, точнее говоря, сообщником, с одинаковой вероятностью мог стать как мужчина, так и женщина.