– Нет, – возразил голос Ульмана, – тебя он выбить не смог!

– Но у меня лопнула подпруга, а это засчитали за поражение…

Я остановился, незамеченный, прислушивался. Ульман сказал с непривычной для него горячностью:

– Несправедливо засчитали!

– Ну, – донесся философский ответ Гунтера, – правила не мы установили. Думаю, что, если бы подпруга лопнула у него, ты бы громче всех орал, что победу я получил незаслуженно?

Ульман сказал с достоинством:

– Ты бы точно, как дурак, позволил противнику переиграть бой.

– Ну, теперь говорить об этом поздно. В прошлый раз он выбил из седла всех, а прекрасная Гильда была объявлена королевой турнира. Надменная, белолицая. Глазом не поведет, но когда он подъехал к ней за наградой, когда его конь преклонил перед ней колени, она покраснела, как маленькая девочка. И руки дрожали, когда одевала ему на голову венок победителя. Именно тогда и вспыхнула между ними та страстная любовь, о которой потом даже песню сложили…

Ульман сказал ехидно:

– Смотри, не зареви! А то уже голосок дрожит, как лист перед травой…

Я нарочито затопал громче, пошел в их сторону, позвякивая ножнами. Оба подхватились, смотрели с ожиданием и готовностью выполнять приказы. В спокойной стойке Гунтера я угадал профессионализм бывалого воина, хотя и непонятно, как это он мог кого-то выбить на турнире, ведь к участию допускают только дворян не ниже чем в третьем поколении.

– Гунтер, – обратился я к нему. – Насколько я знаю, такие замки не бывают без подземных тюрем, подвалов, пыточных камер. Я угадал? Возьми факел, будешь меня сопровождать. Заодно и покажешь, где они здесь. А ты, как тебя…

– Ульман, ваша милость!

– Ты, Ульман, пока побудь один. Не испугаешься?

– Обижаете, ваша милость!.. После того как вы захватили такой замок, кто сунется?

– А этот повешенный? – напомнил я. – Может, в самом деле не стоило его вешать, но что сделано, то сделано. Так что бди!

– Не беспокойтесь, ваша милость! Муха не пролетит.

Я кивнул, одновременно ему и Гунтеру, каждый понял свое: Ульман бросил ладонь на рукоять меча и принял молодцеватый вид, а Гунтер вытащил из держака пылающий факел. Взгляд его был вопросительный, я указал идти впереди, он пошел вдоль стены, так мы миновали почти всю северную стену, впереди каменный бортик, за ним еще один, а между ними вниз пошли выщербленные и стертые посредине каменные ступени. Внизу выступила из полутьмы массивная деревянная дверь, окованная крест-накрест широкими железными полосами.

Мои пальцы привычно лапнули рукоять молота, Гунтер покачал головой, я отдернул руку. Глупо, в самом деле, разносить мебель в собственном доме.

– У кого ключ?

– У сэра Галантлара, – ответил Гунтер. Он снял с пояса связку с ключами. – Я с вашего позволения… снял с шеи господина Галантлара. Ему на том свете не понадобится, ведь замок с собой взять не сумел?

– Открывай, – велел я.

Дверь отворилась на удивление легко, послушно. В лицо не просто пахнуло сыростью, я ощутил, что внизу располагается огромное бесконечное болото с ядовитыми испарениями, по которому шел Данко с пылающим сердцем в руке. Гунтер взглядом попросил у меня позволения пойти впереди, дерзость, конечно, но обстоятельства, я кивнул, не такой уж дурак, чтобы ради престижа ломать ноги в кромешной тьме.

Гунтер спускался на пару шагов впереди, факел бросал зловещий трепещущий свет, тени возникали ниоткуда, прыгали, метались, угрожающе выставив рога, лапы с острыми когтями, клыки. Ступени вели вниз, вниз, справа и слева скользили мимо и пропадали за спиной блоки серых гранитных стен. Мы опускались, окруженные тьмой, наконец Гунтер приблизился к стене, где торчала чаша светильника, поднес факел. Вспыхнуло, поднялся небольшой, но яркий оранжевый язычок пламени. Он не трепетал, не колыхался, как огонь от факела, тени сразу легли длинные, черные, метнулись по стене и распластались впереди нас, в то время как еще две тени, от факела, метались, прыгали, сшибались, жили своей жизнью, от нас почти не зависели.

Я все ожидал, когда же наконец услышу стенания узников, где же казематы, но впереди выросла еще одна дверь, массивная, металлическая. Гунтер долго копался с ключами, сопел и кряхтел, замок поддаваться не хотел, наконец сказал с досадой:

– Ваша милость, ключ подходит, но…

– Что, еще какой-то секрет?

– Да, – ответил он раздраженно. – Похоже, зря спускались. Еще и заклятие наложено. А я с заклятиями не дружу.

Дверь выглядела массивной, очень массивной. Время сверхпрочных сплавов еще не пришло, пока что берут толщиной, эта дверь выглядит пугающе, я еще не видел ее подлинную толщину, но всем телом ощущал массу.

– Дай-ка мне, – сказал я. – Какой ключ?

Удивило, что здесь замок встроенный, ведь амбарные замки просуществовали до моего времени, видоизменяясь, превращаясь в изящнейшие создания механики, но встроенные появились все-таки намного позже амбарных. Ключ легко вошел в отверстие, я пошуровал, попробовал так, эдак, продвигал ключ то глубже, то засовывал лишь головку с причудливыми бороздками. Уже хотел бросить безнадежное дело, как вдруг щелкнуло, я ощутил, что ключ в моих пальцах сделал поворот, утаскивая невидимый засов. Гунтер тоже услышал, придвинулся, сопя и сочувствующе вздыхая, от него сильно пахло луком, пережаренным мясом и совсем чуть-чуть вином.

Щелкнуло еще раз, а на третий – дверь чуть дрогнула, освобождаясь от запора. Я толкнул, она не сдвинулась, уперся ногой и пихнул, начала отодвигаться с той величавостью, с которой на Неве разводятся мосты.

Багровый свет факела вырвал из тьмы уходящие вниз каменные ступени. Посреди ступени снова так же истерты, один и тот же человек ходил по ним из века в век. Или не тот же, но один, всегда один, рядом края острые, нестоптанные, будто их вытесали сегодня утром.

Я перевел дыхание, отступил в сторону, Гунтер медленно и осторожно двинулся вниз. Шел он чуть сбоку, давая мне возможность идти по протоптанному. Значит, хозяин этого замка сюда спускался всегда один. Судья, прокурор, адвокат, палач и факелоносец в одном лице. Сзади кромешная тьма, багровый свет с трудом отодвигает тяжелую тьму всего на пару шагов. А впереди, где Гунтер, ступеньки видны тоже на два-три шага. Тьма отчаянно сопротивляется, даже стены прячет, хотя едва не тремся о камень локтями. Строители вырубили не узенький ход, как я ожидал, все-таки непростая работа вгрызаться в камень, здесь вход как будто в подземный театр.

Впереди проступило белесое, полупрозрачное, со стоном втянулось в стену. Гунтер забормотал, но я услышал не слова молитв, а старинные заклинания.

– Я слышал, – сказал я, – что молитва отгоняет лучше.

Он вздрогнул, втянул голову в плечи. Удара с моей стороны не последовало, он сказал извиняющимся тоном:

– Да, но… это относится только к созданиям Тьмы. Созданным самим Христом или его отцом, которые потом отвергли своих создателей и даже восстали. А в наших краях по большей части те твари, что о Христе и не слыхивали, потому и не боятся ни креста, ни молитв.