В 8.30 началась грандиозная артподготовка, напоминавшая невиданной силы грозу. Продолжалась она двадцать пять минут. Ровно в 8.55 канонада умолкла, и впереди нас послышалось мощное русское «Урррррааааа!!!». В атаку пошла пехота, следом — танки и самоходки. Иначе было не пробиться через передовые траншеи противника, у которого все больше и больше становилось фаустников. Фаустпатроны — страшное оружие против танков. Немецкий стрелок подпускал танк на расстояние до 50 метров, клал ФАУ на плечо, прицеливался и стрелял по танку. Попадая в броню, фаустпатрон взрывался, и этот взрыв оказывал кумулятивное воздействие на весь боекомплект 85-миллиметровых снарядов. Танк вместе с экипажем разрывало в клочья, башня тридцатьчетверки при этом могла отлететь на десятки метров. Спасение от этого немецкого оружия давала только пехота, движущаяся впереди танков во время прорыва оборонительных немецких позиций. А после прорыва передовых позиций, во время движения танков в глубь обороны противника наши тридцатьчетверки спасались при помощи десанта на броне. Десантники следили за возможным появлением фаустника у дороги. Если не уследят, то и сами погибнут. Фаустник готовится к выстрелу в среднем 25 секунд. За это время восемь сидящих на броне десантников должны были его обезвредить.

Проходя через несколько рядов немецких траншей, мы снова увидели страшное лицо войны: работу нашей артиллерии и советской пехоты. Повсюду лежали части человеческих тел, изуродованных до неузнаваемости. Трупы немецких солдат и советских пехотинцев лежали чуть ли не в обнимку. Как тут снова не вспомнить Гернику…

14 января нашей пехоте и танкам с относительно небольшими потерями удалось прорвать глубокоэшелонированную оборону противника и продвинуться к вечеру западнее Пулавского плацдарма на 15–20 километров в направлении польского города Радома. При этом наша рота потеряла одну тридцатьчетверку и один бронетранспортер. Зрелище развороченного танка — не для слабонервных. В машину наверняка попал фаустпатрон, взорвавший весь боекомплект и оставивший от танка лишь днище корпуса, несколько опорных катков и часть гусеничных траков. Останков танкистов экипажа и десантников не было видно — их разорвало на куски и разметало.

В наушниках танкошлема прозвучал по рации нервозный комментарий комвзвода Николая Долина:

— Мгновенная смерть.

В следующие двое суток погодные условия улучшились, и нам стала здорово помогать штурмовая и бомбардировочная авиация 16-й воздушной армии. Ничего подобного в прежних боях мы не видели. У одного населенного пункта стояли развернувшиеся для контратаки против нашего наступления более двух десятков сожженных штурмовиками «Тигров» и «Пантер».

— Ай да соколы! Ай да молодцы! — восторженно воскликнул Долин.

В ночь на 17 января на окраине польского Радома нас догнала полевая кухня. В одном котелке у нас оказались одновременно завтрак, обед и ужин. Потом подполковник Жихарев собрал танкистов и десантников и четко изложил поставленную перед нами боевую задачу: вместе с еще одним танковым батальоном ранним утром нам предстояло по сигналу «три зеленые ракеты» ворваться в брешь, образовавшуюся в обороне отступавшего на северо-запад противника. Развернувшись в боевую линию, на полной скорости форсировать несколько мелких речушек, подавляя по пути встречающиеся огневые точки противника, обойти населенные пункты Джевица справа и Тимашув слева, двигаться стремительно в направлении крупнейшего промышленного центра Польши города Лодзи. Здесь 17 и 18 января танкистам и десантникам очень пригодилась минно-саперная подготовка, которую мы штудировали в ноябре и декабре минувшего года. Мы научились проделывать проходы во встречавшихся нам минных полях, разминировать мосты, не дожидаясь подхода саперных подразделений. Нас также обучили, как при необходимости заминировать местность вокруг танкового взвода.

Нашей задачей было не освобождение населенных пунктов на пути к Лодзи, а дерзкое и стремительное движение по тылам противника, сеющее страх и панику на дорогах в колоннах отступающих на запад мотоциклов, машин, повозок и танков. Чем больше было огня наших пушек и пулеметов, тем больше была паника. За одни сутки мы прошли около 90 километров, уничтожив по пути два танка, десяток противотанковых орудий, множество заслонов и фаустников на обочинах дорог.

При подходе к реке Пилице по башням и по бортам танка Николая Долина, Бориса и по моему ударили снаряды двух противотанковых орудий, замаскировавшихся в кустах. Снаряды попадали в наши танки под углом справа и срикошетили, не пробив броню. Я заметил одно из фашистских противотанковых орудий, направил на него на всем ходу свой танк и вмял в землю вместе с орудийным расчетом. Танк Николая Долина поступил так же со вторым орудием.

19 января к нашей роте присоединились кавалеристы 7-й гвардейской кавалерийской дивизии, и мы вместе ворвались на окраину Лодзи — одного из самых крупных промышленных центров Польши. Город, как оказалось, совсем не пострадал. Жилые дома, текстильные фабрики, школы, больницы, общественный транспорт, водоснабжение и электричество оставались не тронутыми войной. Мы были немало удивлены, так как до этого видели множество разрушенных чуть ли не до основания городов: Курск и Орел, Гомель и Минск, фотографии Варшавы, сделанные с воздуха и опубликованные в «Красной Звезде».

Впервые за последние 566 дней и ночей на фронте я спал не в телятнике, не на бревенчатых нарах землянки, не сидя в танке или лежа сверху на броне, не на узкой койке в полевом госпитале; я спал не в шинели, танковом комбинезоне и военной форме, а в чьей-то свежевыстиранной пижаме, в настоящей спальне жилого неразрушенного дома, лежа на роскошной широкой кровати с простыней, двумя мягкими подушками и настоящей польской пуховой периной. Хозяин дома был, видимо, немцем или польским коллаборационистом, убежавшим от Красной армии из Лодзи на запад…

Сказочная ночь закончилась обычным утренним построением перед оставшимися у нас тридцатьчетверками и жесткой речью нашего командира отдельной танковой разведроты подполковника Жихарева.

— Товарищи! — произнес он. — У меня в руках немецкий плакат, который я обнаружил в этом доме. Видите, на нем — страшное звероподобное существо с автоматом ППШ и кинжалом в зубах. На одной лапе у него повязка с американским звездно-полосатым флагом, на другом — повязка с британским флагом, на голове — пиратская повязка с красным флагом и серпом с молотом. Думаю, автором этого плаката является не кто иной, как главный подручный Адольфа Гитлера, рейхсминистр пропаганды Геббельс. А теперь послушайте, что он говорит о нас, о воинах Красной армии. — Жихарев вытащил из кармана мятый листок бумаги: — «Красная армия недочеловеков и варваров, — с брезгливостью цитировал подполковник вражескую агитку, — стремительно продвигается к границам нашего фатерланда, хватая наших матерей, жен, дочерей и даже внучек. Пьяные большевистские орды укладывают жертв женского пола в возрасте от 6 до 80 лет вдоль дорог и насилуют толпами. Они выстраиваются с расстегнутыми штанами в очередь позади того, который насилует. Немецких малых мальчишек, подростков и мужей, стремящихся защитить своих сестричек и мам, жен или бабушек, они расстреливают в упор. Крик своих жертв они заглушают громким смехом, подобным лаю стаи диких собак».