Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ребята, а как же вы? Мне самой – такое счастье. Как-то неудобно… – Видно было, что девушка испытывает неловкость, однако драгоценный билет уже никому ни за что не отдаст. Комар перегнулся к ней через неширокий стол и доверительно сказал:
– Понимаешь, подруга – нельзя нам в театр. Никак нельзя.
– Почему? – округлила глаза Светлана.
– Храпим громко! – в голос заржал Комар и Клим не смог удержаться от улыбки.
– Так что мы будем вести наблюдение по внешнему периметру – всеми доступными средствами: с пивом и тараней в кустиках неподалеку.
– Вот болваны, – беззлобно сказала Света и тоже улыбнулась.
Большой зал Московской консерватории был полон нарядной и улыбающейся публики. Светлана чувствовала себя немного чужой на этом празднике жизни – она не любила ходить на концерты одна. А единственный человек, способный понять и разделить с ней радость исполнения мечты – Марина, была сейчас с врагом, который чуть ее не убил. Как она может?! Неужели она не понимает ничего? Или ее загипнотизировали? Или накачали наркотой? Света перебирала в уме все возможные варианты оправдания подруги, но приемлемого так и не нашла. Она постаралась как можно незаметнее прошмыгнуть на свое место в ложе и поднесла к глазам театральный бинокль. От яркого света слепило глаза, большинство дам в партере были увешаны блестящими побрякушками, голые плечи сверкали золотым загаром. Девушка вспомнила, как после выхода из ресторанчика Комар, слегка стесняясь, протянул ей несколько купюр и сказал:
– Света, ты не тушуйся. Я знаю, вам, бабам, на такие мероприятия прическа нужна, то, это… На, бери – и будь красивой!
Теперь девушка с благодарностью подумала про бывшего уголовника – по крайней мере, со стороны она не выглядит провинциальной вороной с гнездом на голове. А вот и они! Марина под руку с Расулом зашла перед самым началом концерта, когда большинство мест было занято, и зрители должны были вставать, чтобы пропустить припозднившуюся пару. Свет в зале постепенно мерк, а сцена засияла всеми огнями софитов.
Света даже привстала на цыпочках, чтобы убедиться – да, это ее подруга, живая и невредимая, в роскошном вечернем туалете идет под руку с Бекбулатовым. Улыбается ему. Девушка обессиленно упала в кресло. Как?! Как она может?! Света возмущенно открыла рот и чуть не закричала, но в этот момент раздались бурные аплодисменты – это на сцену вышел легендарный Майкл Ашкенази. Пианист с мировым именем родился в Киеве, в семье известного на весь мир профессора медицины Самуила Ашкенази и его жены – концертирующей пианистки Марии Горовой. Майкл, а тогда попросту Миша, был младшим и единственным сыном. Музыкальные способности проявил рано, и благодаря стараниям матери он стал одним из самых молодых выпускников Киевской консерватории. Потом – был триумф на конкурсе имени Шопена в Варшаве, годом позже – победа на конкурсе имени Чайковского здесь, в Москве. Гениального исполнителя стали наперебой приглашать на гастроли за рубеж, и после первого же турне молодой пианист заявил, что не поддерживает тоталитарные ценности СССР и возвращаться не собирается. Света вспомнила, как они с Мариной обсуждали этот поступок своего кумира.
– Вот ты бы, Мариша, уехала?
– Не знаю. Все зависит от того, ждет ли меня здесь любимый человек…
Сейчас девушка с горечью думала – да, любимый человек ждет вот тут, под домом. А ты с кавказцем милуешься. А потом одернула себя – ведь она, наверное, думает, что Клим мертв. И как ответ на ее мысли со сцены зазвучала вторая соната Шопена си бемоль минор – ее тревожная и трагическая музыка поглотила Свету целиком, она вся трепетала и словно сливалась и растворялась в бурных потоках пассажей гениального пианиста. Весь концерт она сидела, не смея выдохнуть. И когда отзвучали последние аккорды, и зал взорвался овациями, Света почувствовала, что еле стоит на ногах от перенесенного напряжения. А почти восьмидесятилетний старик с неправдоподобно ровной спиной стоял и снисходительно и тепло улыбался, слегка склоняя голову в ответ на аплодисменты. У его ног росла копна цветов от растроганных поклонников. Марина стояла в партере и хлопала занемевшими ладонями, и из ее широко открытых глаз катились слезы. На секунду отвела от сцены взгляд – и ей вдруг показалось, что она видит Светку – любимую, родную – почти рядом, метрах в десяти, в ложе. Она торопливо протерла глаза и посмотрела снова, но там уже никого не было. И предательские слезы еще гуще покатились по ее щекам. Расул по-хозяйски взял молодую женщину под руку и стал пробираться к выходу.
* * *
– Ну че, Светуль, шо пен, шо бах? – попробовал сострить Комар, когда они выловили девушку на выходе из консерватории и отвели поближе к цветущим кустам жасмина. Отсюда вход просматривался как на ладони. Самих же наблюдателей – поди заметь в стремительно густеющих сумерках. Но девушка только махнула рукой. Чувствовала, что еще слово – и разревется, как маленькая. Валик понял ее состояние и отстал.
– Видела их? – угрюмо спросил Клим.
Света в знак согласия кивнула.
– Обоих? – она снова кивнула.
– Как она?
– Ничего, красивая. – Света подняла глаза на Байкова и ужаснулась выражению его лица. Она попробовала взять его за руку, утешить – но тот отдернул локоть, как от огня. На лице мужчины желваки ходили ходуном, сквозь стиснутые зубы просочилось «ссука».
– О, наши голубки, кажись, выходят. Готовность номер один, – разрядил обстановку Комар. Метрах в пяти от них, на обочине, уже ждал заранее заказанный автомобиль.
– Шеф, вон за тем зелененьким «Вольво» газани. Только чтобы они нас не заметили. А я тебе зелененькую денюжку дам. На зеленый чай, – снова попытался сострить Комар.
Но таксист, видимо, любил «чаевые» и шутки, а потому понимающе улыбнулся. А спустя полчаса они уже заезжали в один из дворов тихой сталинки и думали, как теперь вычислить квартиру, где обустроились «голубки». Несмотря на довольно поздний час, большинство окон в доме были ярко освещены.
– Ну и как теперь вычислить их дислокацию? – Комар по старой зоновской привычке присел на корточки возле детской песочницы и закурил. Света, все еще под впечатлением от концерта, взгромоздилась на качели и меланхолично отталкивалась одной ногой. Качели скрипели. Клим ходил перед ними взад и вперед, как тигр, запертый в клетке.
– Слышь, Клим, не маячь, как полицейская мигалка, от тебя мысли путаются, – не выдержал Комар и выпустил струю пахучего дыма.
– Вот за чем я скучал на зоне – так это за приличным табаком… – начал он очередную байку.
Внезапно Света застыла, притормозив качели ногой – ее глаза неотрывно смотрели на ряд освещенных окон на втором этаже. За одним из них замелькали тени, тяжелые шторы разошлись – и друзья увидели Марину. Она распахнула обе створки и почти по пояс высунулась в окно, жадно втягивая ноздрями ночной воздух. На ней было все то же синее платье с люрексом, в котором она была похожа и на сказочную принцессу, и на шлюху одновременно. Комар поспешно раздавил в песочнице недокуренную сигарету. Клим затаился в тени сиреневого куста. Света так и стояла, упершись ягодицами в детские качели. Если бы Марина опустила взгляд, она бы заметила три странные тени у дома. Но она не смотрела вниз. Больше всего ей хотелось дышать этим прохладным чистым воздухом и смотреть на звезды. Музыка разбередила старые раны и сильно взволновала девушку – вернувшись домой, она опять почувствовала слабость и головокружение.