Лараф перевел взгляд на тело начальника охраны посольства.

Голова его была свернута набок, как будто он прислушивался к чему-то, происходившему под землей. Изо рта торчал прокушенный от боли язык. Красная дорожка бежала от ноздри к земле. Еще одна вела от виска, пробитого стрелой, к подбородку. Правая, подвернутая под живот кисть, продолжалась вдавленным в кровавую грязь мечом. Вот она – вторая правая рука.

Не думая над тем, что может получить стрелу в висок, Лараф наклонился вперед, дотянулся до руки телохранителя и потянул ее на себя. Разжал пальцы, вытащил меч, попытался пристроить свою ладонь поверх ладони мертвеца так, как было изображено на рисунке.

Гибкая и разболтанная, как суставчатый ореховый прут рука телохранителя вывернулась и вернулась на землю. Лараф повторил опыт.

В его поле зрения оказались конские копыта. Лараф поднял глаза. Это был всадник, вооруженный пикой. Наконечник ее был ржаво-красного цвета. Однако смотрела пика вверх, а не в грудь чернокнижнику, как следовало ожидать.

Всадник поднял забрало и Лараф узнал его. Человек из крепости, любовник Анагелы.

– Здравствуй, благородный Лараф окс Гашалла. Насколько я могу судить, это та самая волшебная книга. Верно?

Лараф не упоминал о книге, когда шантажировал сестру. Значит, Анагеле все-таки хватило духу рассказать своему любовнику о том, что ее братец проявил подозрительную осведомленность в их ночных свиданиях. Похоже, правда, уже после их отъезда из Казенного Посада.

А офицеру Свода, который использовал, видимо, какую-то усыпляющую магию, не составило труда догадаться, что противостоять подобной магии и тем более предпринимать прогулки по дому, оставаясь незамеченным, может только другой чернокнижник.

– Верно, – кивнул Лараф, не сводя глаз с офицера.

– Приготовься к смерти. Анагела обещала, что фиалки на твоей могиле всегда будут черными.

Офицер смотрел на Ларафа так, словно собирался раздавить паука-сенокосца.

И тут его взгляд упал на черную тушку ворона. Тщательно выпестованная на Высших Циклах маска абсолютного превосходства расползлась, как подмоченная бумага. «Пилин мертв?» – спросили глаза офицера.

Однако он сразу же пришел в себя. Ничего не сказав вслух, офицер перевел пику в боевое положение и отвел ее для последнего удара.

Левая рука Ларафа по-прежнему лежала на книге. Он поднял правую, сплетенную с ладонью мертвеца, словно надеялся защититься от удара.

«Сказать бы еще что-нибудь…»

Офицер улыбнулся уголком рта.

Горячая сила вырвалась из книги, поднялась по левой руке Ларафа, ударила в сердце, перебросилась в правую руку и соединилась с волной холодной, безмолвной мощи, собранной покойником с поверхности земли.

Пика рыскнула в руках изумленного офицера в сторону, отклоняясь от пути к сердцу Ларафа. Она вошла в центр ладони покойника и спустя мгновение ее древко разошлось по всей длине на несколько узких сколов.

Наконечник продержался чуть дольше, но стоило только оторопевшему любовнику Анагелы подать расползающееся древко на себя, как он тоже распался с тихим хрустом, словно был сделан не из железа, и из пористого гипса.

Офицер отшвырнул бесполезную пику. Но вместо того, чтобы извлечь меч и добить по-прежнему перепуганного Ларафа, он суетливо и неловко, с третьей попытки захлопнул забрало, повернул коня и помчался вглубь просеки.

Строй звуков за спиной Ларафа резко изменился. Послышался – впервые за все время – честный звон белого оружия. Кто-то надсадно и властно заорал: «Прекратить, именем Князя и Истины! Оружие на землю! Стоять!»

Другой, не менее властный голос, ответил: «Именем Князя и Истины, покажи Секиру! Быстро, тебе говорю! Опора, звание, имя начальника!?»

В ответ раздалось что-то вроде смешка и тоном ниже, но, как ни странно, еще уверенней: «Да это вы, Гев? А ну пшли вон отсюда! Вон отсюда со всем вашим маскарадом!»

«Шилолова кровь… Пар-арценц!?» – голос был полон изумления.

Диалог развития не получил. Вновь защелкали тетивы и зазвенела сталь мечей.

Мимо Ларафа вслед за сообразительным любовником Анагелы промчались еще двое. Потом блеснула вспышка – настолько яркая даже в свете дня, что на землю вмиг откинулись четкие тени. Кто-то заорал так заливисто и страшно, будто у него живьем вырезали кишки.

Результаты следующей вспышки Лараф увидел воочию. Однолинейная, без ответвлений молния ударила в спину скачущему прочь всаднику и разорвала его на куски.

Ошалевшая, залитая кипящей кровью лошадь шарахнулась из стороны в сторону, затрясла головой и остановилась. Что делать без седока она, похоже, просто не знала.

Лараф сообразил, что пытаться убежать от монстра, мечущего молнии на сто шагов – совершеннейшее безумие. Да и продолжить волхвование он не рискнул. Лараф сообразил, что книгу, наоборот, пора прятать. И еще: навстречу спасителям надо выйти самому. Не дожидаясь, пока они разыщут его здесь, среди кучи трупов и, главное, среди нескольких предметов со следами очевидно сверхъестественных воздействий.

Лараф глубоко вздохнул, поднялся с земли и, стараясь выглядеть как можно более несчастным (что было не сложно), заковылял, чтобы встретить сиротскими объятиями загадочного «пар-арценца».

Лараф даже успел уговорить себя, что все к лучшему, и если крепко повезет – следующую ночь он проведет уже в Пиннарине. Но не в качестве кандидата в гнорры и даже не в роли экспериментирующего чернокнижника. А просто младшим отпрыском семейства потомственных предпринимателей во славу Князя и Истины. Разумеется, из-за гибели баронов велиа Маш-Магарт никакой войны не будет, но, по крайней мере, он сможет наконец…

Спасителей было всего трое, и все трое успели спешиться. Поле боя со всей очевидностью осталось за ними и выглядело более чем эффектно.

Все нападающие погибли отнюдь не от колотых ран.

Двоих, казалось, распанахали тупой пилой. Эти лежали возле Шоши, напоминавшего морского ежа на вертеле: неподвижный черный клубок полушубка, истыканный стрелами и пригвожденный к земле пикой.

Еще двое были расчленены на несколько почти бессвязных дымящихся кусков. Этим, как понял Лараф, досталось колдовскими молниями. И, наконец, еще трое лучников были аккуратно обезглавлены.

А Зверду Лараф увидел совсем рядом с собой.

Баронесса стояла на коленях, но торс откинулся назад так, что затылок ее покоился на земле. Оставалось только подивиться ее гибкости. В горле Зверды и в выглянувшем из-под задравшегося панциря голом животе торчали стрелы. Телохранители лежали рядом.

Спасители глядели на Ларафа без малейшей приязни. Их клинки, слегка изогнутые, небесно красивые клинки, не спешили возвращаться ножнам.

– Здравствуй, юноша из легенды, – сухо сказал самый старый из них, обладатель по-крестьянски простых черт лица и высокого лба книгочея, диссонирующего с маленькими, близко посаженными глазами. – Если ты заготовил пару заклинаний, говори лучше сразу. Но если ты наконец прикроешь свой слюнявый рот и обратишь внимание на Солнечную Засеку, то может ума хватит и промолчать.