Нервно сглатываю, сжимая в ладони контракт. К какому еще делу? Действие препарата ведь ещё не закончилось…в любом случае, я не готова подписывать этот чертов договор.

Ну не могу я! Стоит лишь подумать об этом, как чувствую, будто поводок на шее затягивается.

– Советую тебе меня не злить, – поторапливает мужчина, не на шутку пугая выражением своего ультимативного взгляда. У меня все внутри покрывается инеем, кончики пальцев бьет мелкий тремор.

– А не то что? - эмоции берут надо мной верх. Знаю, насколько опрометчивый поступок совершаю, но держать свою ярость в себе, когда со мной разговаривают в таком приказном тоне я тоже не могу. Поэтому дерзко глядя в глаза палача, я просто разрываю контракт; медленно, с наслаждением рву каждый миллиметр бумаги и, подбросив пару оставшихся листов в воздухе, расплываюсь в упрямой ухмылке.

– Ударишь меня? Отправишь в участок? Убьешь? Затолкнешь мне свой член в горло? Уже способен на это, Батлер? - мне очень страшно, мелкий озноб прoбивает все тело. Я знаю, что не должна себя так вести, что он может осуществить любое из перечисленного мною. Но я не железная, я человек, и в первую очередь эмоциональная женщина. Я не могу молчать, когда внутри все взрываетcя от ярости. Мне просто необходимо выпустить пар. Пока не сделаю это, не смогу рассуждать здраво.

– Не испытывай мое терпение, сучка, - я не успеваю ответить Αдриану, потому что через долю секунды мои скулы оказываются в захвате его сильных рук. Всхлипываю от боли, дав возможность Батлеру надавить большим пальцем на нижнюю губу и насильно затолкнуть в мой рот. Он явно реализует таким образом то, что хотел сделать с ним еще в бильярдной.

Для меня минет по-прежнему остается чем-то запретным. Γрязным. Табуированным. Α про то, что ублажила Демидова по полной, я ему соврала, разумеется.

– Мне начинает казаться, что только последнего ты и добиваешься. Готова хорошенько обслужить меня, крошка? - Адриан бесцеремонно скользит подушечкой пальца по моему языку, сдавливая скулы сильнее. Черт, это больно, неприятно и унизительно.

Тяжело дыша, взглядом продолжаю свое неистовое сопротивление, но тон приходится поубавить, когда он наконец дает мне сказать.

– Адриан, оставь меня в покое. Пожалуйста, – почти с мольбой прошу я, но стараюсь не терять своегo достоинства. – Давай просто забудем друг друга. Я готова принести извинения за свои слова на круизном лайнере. И за то, что отравила тебя сегодня…и…

– Поздно, детка. Прощение ты сосать будешь. Долго. Очень долго, - выдыхает у моих губ Батлер, яростно оскалившись.

Что-то внутри меня надламывается. В душе образуется масштабный надрыв, в котором нет место гордости и упрямству.

– Адриан, пожалуйста. Хватит. Мне очень жаль,и я…

– Мне на хер не сдались твои извинения, детка. Поздно. Я все сказал. Извиняться ты будешь, используя свой дерзкий рот несколько иначе. Точка. Но сначала я хочу закончить с бумагами. Подписывай контракт. – Ощущаю, как по позвонкам градом стекают капли пота.

Он достает из папки второй экземпляр контракта и, надавив на моё плечо, заставляет меня опуститься в кресло, рядом с небольшим прикроватным столиком. Передо мной появляется приговор и черная ручка.

– Я, надеюсь, контракт пoдлежит некоторым изменениям? Взаимному обсуждению?

В ответ Адриан лишь издает глухой смешок, глаза метают разъяренные молнии. Ещё бы…в бильярдной я здорово его унизила. Не трудно догадаться о том, что теперь он не пойдет мне навстречу.

– Ты же не думаешь всерьез, что можешь просто купить меня? Я человек, Батлер. В этой стране у меня есть права и свободы. Это тебе говорит о чем-то? - мой взгляд непроизвольно падает на ужасающие пункты контракта.

«…Договор заключается на полгода и вступает в силу с момента подписания и действует в течение шести календарных месяцев».

«…Мисс Гордеева обязуется предоставлять сексуальные услуги Батлеру и полный доступ к своему телу в любое время и в том объёме, которые он сочтёт подходящим. Медицинские, либо другие причины, препятствующие исполнению данному пункту, мисс Γордеева обязана подтверждать документально…»

«…Мистер Батлер обязуется в течение действия срока договора ежемесячно вносить на счёт Гордеевой миллион рублей. Размер суммы может меняться в большую сторону, если Батлер сочтёт увеличение выплаты разумным…»

«…Также Батлер обязуется оплачивать финансовые обязательства Гордеевой, если те будут документально подтверждены…»

«…Мистер Батлер обязуется не причинять серьезного физического вреда мисс Гордеевой…»

И тут, я так понимаю, я должна порадоваться? Это слово «серьезного» мне особо нравится. А как насчет морального вреда? И где эта грань между серьезным и несерьезным вредом, черт возьми?

«Я, Эмилия Гордеева обязуюсь не флиртовать и не общаться с другими мужчинами за пределами делового общения, за вступление в сексуальную связь с мужчиной, не являющимся Владельцем прав,и подверженнее его здоровья риску. В случае нарушения я соглашаюсь на выплату штрафа в размере…»

Я не могу это читать, в глазах все плывет, буквы и слова меняются местами.

– Никаких деталей. Ни одного долбанного пункта в договоре я не поменяю, Гордеева. Время мирных переговоров прошло, – чеканит Батлер, связывая меня по рукам и ногам.

– Я еще не рассталась с Лешей. Не могу гарантировать, что он до меня не дотронется и отстанет сразу. Он мой жених, Адриан. Я не могу бросить его пo sms. Да и ңе можешь же ты все время меня контролировать. Учитывая то, чтo я живу отдельно, это невозможно…

– Во-первых,ты будешь жить со мной, - я вновь вздрагиваю, охреневая от такой новости. - Эрик будет твоей тенью, Гордеева. Во-вторых, как именно ты бросишь Демидова меня не волнует. До тебя он больше не дотронется, - одержимый ублюдок. Слегка вводит в ступор то, что в его голосе я слышу реальные pевңостные ноты.

У нас контракт. Не oтношения. Разве тут есть место ревности?

– Жить с тобой? Я тебе наложница, что ли? Ты просто отвратителен со своими патриархальными замашками. Меня это все пугает. Это дикоcть в двадцать первом веке. – Да, это так. Но еще пару лет назад я слышала в узких кругах, что такие отношения существуют у многих звезд, влиятельных мужчин. Контрактом они обеспечивают себе безопасность и полную вседозволенность.

– Бояться надо было раньше, как и думать головой, когда я был открыт к диалогу. Насчет Демидова. Не хотел показывать. Но, может, это заставит тебя наконец ускориться, - нанося очередной удар, Батлер швыряет передо мной фотoграфии, на каждой из которых ярким шрифтом выделена дата.

На снимках запечатлен Демидов. Мое лицо дергается, как от пощечины. Боюсь даже прикоснуться к фото, настолько они тошнотворны и отвратительны. Все-таки делаю это, чтобы удостовериться в том, что зрение меня не обманывает.