Уже подъезжая ближе, я увидела полуразвалившуюся западную башню. Она стояла без крыши, с выбитыми окнами, покосившаяся, словно сгорбленная немощная старушка. Камни, выпавшие из стены, и побитая черепица были разбросаны внизу, на земле.

Мама уже ждала меня в замке. Когда стихли рыдания и причитания «Наконец ты дома!», она рассказала, что произошло. Поздней весной на море разгулялся шторм. Ветер был такой сильный, что с корнем вырывал кусты и деревья. Прохудившаяся крыша замка не выдержала подобного напора. Почти половина черепицы слетела. Когда буря немного утихла, слуги бросились собирать ее для того, чтобы починить крышу. И в это время башня окончательно рухнула.

– Ты писала в телеграмме, что сильно пострадали двое слуг, – взволнованно напомнила я маме.

– Понимаешь, – она смутилась и покраснела, – я так хотела, чтобы ты приехала, что немного приврала.

И она улыбнулась краешком губ.

– Кухарка сломала руку, но уже почти выздоровела. Только кисть еще в лубке.

– Ничего, – я крепко обняла маму и поцеловала в щеку, – я все равно собиралась возвращаться. Ты только немного ускорила мой приезд.

Золото, высланное адвокатом, и то, что мы выручили за продажу моих драгоценностей, закончилось очень быстро. Мы только закупили стройматериалы, наняли работников и начали ставить леса вокруг башни, как оказалось, что осталось всего несколько сот фунтов. Поверенный написал, что следующие выплаты ожидаются только через три месяца. Строители укрепили фундамент, замазали раствором самые длинные и глубокие трещины, убрали вокруг башни мусор, но крышу починить так и не успели.

Я желала вернуть старинному замку былое величие, но понимала, что сделать это будет непросто. Особенно с теми нищенскими средствами, что оставил мне герцог. Пришлось вплотную заняться финансами, часами просиживая в кабинете с гроссбухом, подсчитывая доходы и расходы. Выискивая, можно ли продать что-то из того, что не успел продать мой отец. Охотничий домик в пяти милях от замка продан. Каменный карьер на побережье, где добывают щебень, продан. О лесах, рощах и плодородных землях лучше не вспоминать – их продал еще дедушка. Вокруг замка осталась не проданной небольшая, примыкающая к нему, территория, несколько миль, не больше. Фруктовый сад, огород, на котором слугам еще удается что-то выращивать… Что же продать? Серебряную посуду? Мебель? Оставшиеся картины?

«Нет. Это слишком. Тогда от замка ничего не останется. Придется ремонтные работы отложить до следующих выплат от поверенного», – вздохнула я.

Мама помогала как могла. У нее было немного своих денег, дедушка оставил ей небольшое наследство. Но я не собиралась его трогать. Неизвестно, как повернется жизнь. Правда, был еще дом в Лондоне. Я рассчитывала отдать его Адели, а то ей из отцовского наследства не досталось совсем ничего. А теперь придется выбирать – или восстановление замка, или дом в столице.

Я рассказала маме о Роберте. Почти все. Кроме моего позорного унижения и измены мужу. Хотя мама сама догадывалась, что в наших отношениях не все так просто: он же приезжал к ней в Неаполь.

– Софи, он обозленный и несчастный человек. Нужен ли он тебе? Выдержишь ли ты его гнев? – говорила мне мама. – Я видела его глаза, когда он нашел меня. Пусть он просил об услуге, почти умолял сказать, где ты, но он явно простил не до конца.

Я задумалась. Собственные сомнения и терзания тут же вылезли наружу.

– Даже безграничная любовь пасует перед силой ненависти.

Мама осторожно подбирала слова. Я не знала, что ей ответить. Она права. Совершенно. Я сама часто так думала. Но сказала другое.

– Я люблю его, – произнесла твердо и решительно, – люблю больше всего на свете. И всегда любила.

Мама только тяжело вздохнула, смирившись.

* * *

Прошел месяц. Однажды я проснулась рано утром от непонятного шума возле дома. Стояло небывало жаркое лето и окна в моей спальне были распахнуты настежь.

– Мэри, мы же не заплатили строителям за прошлую неделю. Почему они приехали работать? – спросила спросонья горничную, встретив ее в коридоре.

– Миледи, – Мэри округлила глаза, – это не наши строители.

– А чьи?

– Не знаю, – таинственно улыбаясь, ответила она. – В пять утра в ворота въехали подводы со строительным материалом, с ними было человек десять мужчин в рабочей одежде. Они уже установили леса и теперь готовят раствор. Сами посмотрите.

– Это черт знает что такое, – рассерженно бормотала я, возвращаясь в спальню за халатом. Мои окна выходили на восток, поэтому происходящее во дворе я видеть не могла.

Кое-как умывшись и заколов волосы, потопала вниз. А там весь двор был заставлен подводами, гружеными мешками, щебнем, досками. Везде с озабоченными лицами сновали незнакомые люди, что-то измеряя, смешивая, перетаскивая с одного места на другое.

– Что здесь происходит?! – громко спросила я, остановившись на ступенях. Никто на меня даже не обернулся. Неподалеку стояли, переговариваясь, наши немногочисленные слуги и ошарашенно наблюдали за этим бедламом.

Вдруг среди рабочих я заметила знакомую фигуру. В такой же, как и у остальных, грязной серой одежде помогал устанавливать странную металлическую конструкцию вдоль покосившейся башни Роберт.

– Роберт! – заорала я возмущенно. Он обернулся и, увидев меня, радостно улыбнулся. Мальчишеской, озорной улыбкой.

– Я думал, ты еще спишь, – произнес, подходя ближе.

– От вас такой грохот, что проснется даже мертвец, – хмуро заявила я. – А теперь будь добр, объясни мне, что здесь происходит.

Я уперла руки в бока и упрямо выпятила подбородок.

Роберт осторожно, чтобы не измазать, взял меня за локоть и отвел в сторону.

– Если ты не хочешь, чтобы на Алана и Фредерика, когда они будут гулять в парке, упала стена западной башни, ты разрешить мне продолжать ремонт.

– Какой Алан? Какой Фредерик? – я ничего не понимала. То ли я еще спала, то ли он издевался.

– Наши дети, близнецы, которых ты мне родишь в следующем году, – ответил Роберт.

– У нас в роду никогда не было близнецов!

– Значит, кроме близнецов, все остальное тебя устраивает? – заулыбался он.

Я зарычала от злости.

– Стой-стой, Софи! – рассмеялся Роберт. – У меня в роду были близнецы. В семье Уайтов постоянно рождались двойняшки и тройняшки.

– Интересно, – я подозрительно уставилась в его смеющиеся глаза, – почему же ты был единственным ребенком у своих родителей?

– Со мной вышла осечка, – и, заметив мое саркастически скривившееся лицо, серьезно добавил: – Но у нас с тобой этой осечки не будет. Обещаю.

Я молча стояла и хлопала глазами. Растерянная и ошеломленная. Роберт легонько чмокнул меня в губы и осторожно подтолкнул в спину.