— Вы странный человек, — проговорил он. — Вы хотите сказать, что это неправильно и глупо — пытаться жить по своей вере?

— Думаю, это прекрасно, — ответил майор. — Но мне кажется, что жить по вере — это прежде всего помнить, что скромность стоит первой в списке добродетелей.

— Я живу так просто, как только могу, — сказал Абдул Вахид.

— Я восхищаюсь этим вашим качеством, и мне очень приятно и непривычно видеть молодого человека, который не гонится за материальными благами.

При этих словах ему вспомнился Роджер, и он ощутил во рту горький привкус.

— Я только прошу вас подумать — просто подумать, так ли скромны ваши мысли, как ваши привычки.

Абдул Вахид взглянул на майора и издал очередной короткий лающий смешок.

— Майор, сколько же еще веков британцы будут учить нас скромности?

— Я вовсе не об этом, — в ужасе ответил майор.

— Шучу, — сказал Абдул Вахид. — Вы мудрый человек, и я очень серьезно — и скромно — подумаю над вашими словами.

Он допил чай и встал из-за стола.

— Но я должен спросить вас, знаете ли вы, что это значит: любить неподходящую вам женщину?

— Мой мальчик, а разве бывают другие женщины? — спросил майор.

Утопающее в тумане красное солнце едва успело подняться над изгородями, а майор уже шагал по подернутой инеем траве. Он решил добраться до усадьбы по полю, намереваясь опередить остальных участников охоты. Из куста остролиста малиновка насвистывала свою песню холмам, словно нарисованным на небе акварелью.

Майор слишком долго ждал этого события и совсем не хотел торопить начало, прибыв на место действия в шумном и вонючем автомобиле. Он не боялся, что его «ровер» будет жалко смотреться среди роскошных автомобилей лондонских жителей. Мелкой завистью он никогда не мучился. Ему просто хотелось пройтись пешком. Он чувствовал тяжесть ружей, висящих у него на локте. Ружье Берти было хорошо смазано и сверкало почти так же, как и его собственное. Старая охотничья куртка поскрипывала на швах, карманы оттягивали медные гильзы со стальной дробью. Старая охотничья сумка хлопала при ходьбе по бедру. Возможно, в ней сегодня и не появится никакой дичи — наверняка у Дагенхэма подстреленных птиц собирают загонщики, — но было очень приятно щелкать ее пряжкой. К тому же в сумке хранился мятный батончик, который он неизменно брал с собой на охоту. Он заказывал мятные батончики, потому что их можно было есть аккуратно и без стеснения предлагать окружающим — не то что мятые сэндвичи, которые фермеры вытаскивали из сумок и рвали запачканными порохом руками на части. Сегодня, впрочем, вряд ли у кого-то обнаружатся мятые сэндвичи или чуть теплый чай.

Перешагнув через ограду и устремившись вперед по глинистой дорожке, он пожалел, что миссис Али не может видеть его прямо сейчас, в охотничьем костюме. Киплинг бы оделся именно так, чтобы отправиться на охоту с Сесилом Родсом[17], подумал он. Он почти видел, как они поджидают его, чтобы узнать его мнение о затруднениях, с которыми столкнулся Сесил, создавая новую империю.

Майор немедленно одернул себя за подобные фантазии. Век героев давно прошел — ум и прозорливость одного человека уже не могли изменить судьбу мира. Он родился в куда более мелкий век, и никакие мечты не изменят этого факта. Как и пара хороших ружей не делают никого более достойной личностью, напомнил он себе и твердо решил держаться скромно, несмотря на комплименты, которыми его будут осыпать.

На краю приусадебного парка, вернее, того, что от него осталось, майор вошел в короткую аллею ветвистых вязов. Это было все, что сохранилось от подъездной дороги длиной в милю. Деревья явно вот уже больше десяти лет не стригли. Трава была истоптана овцами и пахла навозом и мхом. За деревьями виднелись грубые белые клетки и маленький генератор, что свидетельствовало о том, что тут выращиваются утки. Клетки были пусты. Весной там должны появиться птицы и яйца. Егеря, который заодно присматривал за всем домом и садом, нигде не было видно. Майор был разочарован. Он надеялся на беседу о здоровье овец и планах на сегодняшнюю охоту. Он смутно надеялся, что после подобной беседы подойдет к дому вместе с егерем и тем самым покажет всем приехавшим из Лондона, кто тут свой человек. В разросшейся изгороди из рододендронов что-то зашуршало, и его надежды воспряли, но, стоило ему подобающим образом улыбнуться и приготовить слова приветствия, из кустов вывалился маленький бледный мальчик и застыл, уставившись на ружья.

— Привет, ты кто? — спросил майор, стараясь скрыть неодобрение, возникшее у него при взгляде на мешковатую школьную форму мальчика — изношенный воротничок, узкий галстук и толстовка вместо подобающего джемпера или пиджака. На вид мальчику было пять или шесть лет, и майор вспомнил, как они с Нэнси спорили, отсылать ли Роджера в школу в одиннадцать. Ей бы было что сказать об этой школе и ее крохотных учениках, подумал он.

— Не стоит играть в прятки во время охоты, — сказал он мальчику. — Ты потерялся?

Мальчик завизжал. Этот визг напоминал звук, с которым электропила вгрызается в ржавое железо. Майор от испуга чуть не уронил ружья.

— Охота еще не началась, — сказал он, но мальчик не слышал его из-за собственных воплей.

Майор сделал шаг назад, но уйти не смог. Этот визг словно пригвоздил его к месту. Над ними пролетела стая уток и устремилась ввысь, словно крылатый лифт. Неподалеку был пруд, и крики мальчика вспугнули всю стаю.

— Тихо, тихо, — сказал майор, пытаясь говорить властно и спокойно. — Давай не будем пугать уток.

Мальчик посинел. Майор прикинул, не побежать ли в сторону дома, но оставил эту идею, опасаясь, что мальчик последует за ним.

— Что случилось? — послышался из-за изгороди знакомый женский голос.

Раздался шорох, и перед ними появилась Алиса Пирс — в бугристых оранжевых и лиловых цветах на ее вязаном пончо застряло несколько веточек. Волосы Алисы частично сдерживал изумрудно-зеленый шарф, зеленые же штаны были заправлены в черные сапоги.

— Что ты здесь делаешь, Томас? — спросила она и нежно взяла мальчика за руку.

Тот захлопнул рот и показал на майора. Алиса нахмурилась.

— Слава богу, что вы здесь, — сказал майор. — Он безо всякой причины начал вдруг кричать.

— То есть посторонний мужчина с парой огромных ружей — это не причина?

Она насмешливо приподняла бровь и укутала мальчика в свое пышное пончо. Тот тихонько хныкал, и майор понадеялся, что это признак того, что он успокаивается, а не задыхается. Спорить с Алисой ему не хотелось.

— Почему ты не в автобусе, Томас? — спросила она и погладила ребенка по голове.

— Прошу меня простить, молодой человек, — сказал майор. — Не хотел вас пугать.