вместо материнского лона. Как писал ваш собрат, они не нашли в ней нового плода и не нашли ее приемной дочери, потому что Корво схватил ее на склоне Сеполькро, испуганную и подавленную размером собственной вины. Он крепко прижал ее к земле и удерживал, когда она хотела бежать и проклинать добрых вермилиан в их благочестивом труде. Он закрыл ей рот, чтобы она не привлекала убийц своим криком, потому что были еще дети, спящие в двух выстланных сеном корзинах и спрятанные в лисьей яме. Поэтому ей пришлось смотреть и слушать, как бьется его сердце, пока вермилиане убивали ее мать, а потом бегали по лесу, зажигая десятки факелов.

Над Сеполькро стало ясно, словно наступил день, писал инквизитор Рикельмо. Мужчины из деревни Киноварь один за другим присоединялись к погоне, и почти каждое подворье посылало своих сыновей на склон горы. Они перебирали ветки, заглядывали под валуны. Они были бдительны, осторожны и полны гнева, понимая, что эта ночь отнюдь не закончилась со смертью женщины, которая нарушила древний закон и использовала вермилион, чтобы исцелить любовника. Но тогда еще, записал Рикельмо, все казалось простым и справедливым. Под одним камнем лежала руда зла, под другим – чистое добро, и нужно было только его распознать, извлечь и показать другим. И да, предательство осталось бы предательством, а верность – верностью, если бы не мужчина, познавший прикосновение дракона, и дочь блудницы – во всяком случае, именно так считал этот любопытный бедолага Рикельмо, который не знал истинного мира, выдумал его себе в красных и черных тонах и в пятнах крови, поддавшись своему страху перед просветленными и монашеской склонности к преувеличениям.

Ибо я не верю, что он вынес всю эту историю из данного под присягой признания моего дяди Ландольфо. Да, признаюсь, что во времена моего детства дядя обслуживал большой коловорот и, несмотря на молодость, пользовался уважением среди старших. До преклонных лет он оставался столь твердым в ереси, что никак не мог выдать инквизитору Рикельмо никаких секретов, даже лежа на смертном одре и сгорая от страха перед вечными муками. И конечно же, он не верил, что ему припомнят смерть сестры и все, что последовало за нею. Ведь если верить отчету, составленному инквизитором Рикельмо, когда стало ясно, что вермилиане не спустятся с хребта Сеполькро, пока не выловят всех беглецов, Корво в траве склонился над дочерью блудницы. Он изогнулся, как змея, и вдохнул ей в уста воздух их своих легких, а потом поднял ее и толкнул вперед, прошептав: «Береги их, девочка!» Тем самым он повелел ей – так писал ваш собрат, предпочитавший не следовать голосу разума, а слушать сказки, – чтобы она нашла его сыновей и отныне защищала так же, как он прикрывал ее своим телом и прятал от взглядов вермилиан.

Я ответствую, что нет, я не верю, что Ландольфо, который действительно был моим дядей, но при этом никогда не оказывал мне ни тени доброты или поддержки, рассказал обо всем этом вашему собрату, безропотно взвалив себе на грудь камень сестроубийства. К тому же Ландольфо вовсе не было на склоне Сеполькро, когда убивали этого вылинявшего ящера комедиантов, которого Рикельмо со странной легкостью превратил в Корво, сына графа Дезидерио. Впрочем, в рассказе вашего собрата дракон тоже был убит, после чего с него содрали кожу и выпотрошили. Его тело сожгли, чтобы вермилион не залечил нанесенные ему раны, потому что вермилиане боялись, что им не удастся его уничтожить, так же как это не удалось королевским солдатам на берегу Тимори. Как записал инквизитор Рикельмо, у сына графа кожа была покрыта твердой чешуей, и вермилианам потребовалось много времени, чтобы заколоть его, как зверя. Он не наносил им ударов, не кусал и не рвал когтями, в которые успели превратиться его пальцы. Воистину, заметил Рикельмо, в последний момент он показал и убийцам, и самому себе, что он остается их господином и по тому же праву владеет и телом своим, и всем окружающим, от самых глубоких залежей вермилиона до верхушек деревьев. Он позволил им убить себя, пока дочь блудницы искала его сыновей и выносила их, прячась за деревьями, хотя я не знаю, как она могла это сделать, будучи ребенком. Однако такие тривиальные сомнения не прогнали сон с век инквизитора Рикельмо, когда он облекал свой бред в заляпанный чернилами пергамент, вложив мне одновременно в руки двоих детей – уже даже не моих братьев, а сыновей монстра и шлюхи – и отправив меня через лес к замку пристава, где ждали перепуганные комедианты и стражники. И хотя пристав не посмел подняться на гору, которую он так неожиданно залил кровью жертв гнева просветленных, но принял моего брата Сальво и моего брата Вироне, для неузнаваемости переодев их в пестрое шутовское тряпье или обезьянью шкуру.

Ответствую дальше, синьор, что зачитано мне было из отчета инквизитора Рикельмо, будто бы комедианты вывезли моих братьев на повозках, крытых пестрой тканью, чтобы они потом глотали огонь и вместе с собаками прыгали через горящие обручи в тех краях, где их никто не узнает и где никто не слышал о вермилионе, просветленных и Корво. Осмелюсь добавить, что такой судьбы не пожелал бы для своих внуков граф Дезидерио, конечно, если бы он знал о них. Ибо вы наверняка помните, что, по мнению Рикельмо, управитель Тесифонте с приставом утаили от графа вести о сыне и внуке, чтобы не пробуждать в нем преждевременные надежды и неким неосторожным действием не привлечь к себе внимание короля Эфраима. Иными словами, весь этот план освобождения матери, Корво и их сыновей придумали наш добрый пристав и управитель Тесифонте, ради безопасности не выдав его своему властителю. Ведь, как заметил инквизитор Рикельмо, не следует думать, что слуги лишь исполняют приказы своих господ. Иногда господа становятся марионетками в руках слуг, доверяя им полностью или по блаженному неведению. И в результате этого заговора двух верных слуг мои братья, не ведавшие, какое будущее для них уготовано, были похищены из Интестини и увезены в неизвестность.

Подтверждаю, что мне зачитали выводы инквизитора Рикельмо, написанные незадолго до его смерти и, вероятно, ставшие этой смерти причиной. Тем не менее, я отвергаю их как удобную ложь, которую вам подсунули, дабы очернить просветленных в глазах мира и отнять у них вермилион. Возможно также, что ваш собрат стал жертвой обмана моего дяди Ландольфо, который был человеком ершистым, независимым в речах и склонным к издевкам и не раз за это расплачивался