— Бонифаций считает Джамилю принцессой, — сказал Грегор. — Неужели мы не удосужились поведать епископу Конраду правду о ней?

— Что-то не припомню такого, — буркнул я. — Меня больше занимал тот факт, что Бонифаций шантажировал тебя ее благополучием, а ты был настолько напряжен, что даже не понял этого.

— Что?

— Братишка, прошу тебя, не будь таким тупым, — потерял терпение Отто. — Бонифаций официально дал тебе понять, что знает о ее существовании. Он может прийти и забрать ее в любое время. Какая там свобода, ради всего святого, если она застряла посреди зимы в обнесенном стенами городе в компании воинов? Ну ты и наивный простак! Бонифаций на самом деле говорил: делай, как я хочу, иначе заберу у тебя принцессу.

Джамиля устало охнула и прислонилась затылком к стене.

— Они правы, господин. Бонифаций переоценил мою пользу для вас и для всех.

— Только не для меня, — возразил Грегор и похлопал себя по правой руке, перевязанной теперь только одним слоем бинтов. — Я обязан тебе, Джамиля, жизнью и благополучием и тоже привык держать свое слово.

Последнее он добавил, бросив взгляд в мою сторону.

За следующие три дня состоялось три совещания, одно представительнее другого, но все они были проведены секретно (под музыкальное сопровождение). По городу поползли слухи, что готовится нечто грандиозное, но у простого смертного нет ни малейшего шанса разузнать подробности. Из сотен баронов, к которым Бонифаций обратился за помощью в деле восстановления Алексея на троне, согласилось не больше десятка. Остальные (включая, если верить слухам, его заместителя, Балдуина Фландрского) отказались. Из этого вроде бы следовало, что мы отправимся прямиком в Египет.

И тем не менее какими-то окольными путями, как обычно и бывает, на армейских вожаков надавили, и те с неохотой, но все-таки пришли к соглашению, что весной, покинув Задар, флот отправится не в Египет, а сначала зайдет в Константинополь, чтобы восстановить там правление Алексея. Если у Папы и было возражение, он явно не торопился донести его до нас, хотя здесь могло сыграть роль и то, что на Адриатике наступила глубокая зима. Или, возможно, тот факт (как мы узнали позже), что его святейшество спасался бегством от Римского сената.

Вскоре после того, как германские послы отбыли с радостной вестью, у бокового входа во дворец Бонифация появилась привлекательная, хотя и не очень молодая женщина. Другие женщины во дворце сердито поглядывали на нее и не хотели пускать в хозяйские покои. Не обращая на них внимания, незнакомка заговорила с Клаудио, охранником Бонифация.

— Я от Грегор фон Майнц, принести послание к маркиз, — сказала она с сильным германским акцентом.

Разумеется, она лгала. Грегор не просил ее прийти сюда. Это была моя просьба.

Но, чувствуя за нее ответственность, я был здесь же и приглядывал, как пройдет первый визит.

Лилиана ни разу не видела Бонифация, до того как ее ввели в тот день в его покои. Слуга ушел, но в приемной остались два охранника и трио музыкантов (один с перевязанной рукой), игравших на виолах «Календу мая», любимую песню Бонифация. Приход незнакомки прервал шахматную партию между маркизом и охранником.

Бонифаций слегка удивленно улыбнулся женщине. Его взгляд — как взгляд любого мужчины, который попадался ей на пути, — устремился прямо на ее рот с пухлыми губами, словно жаждавшими озорных проказ.

— Мне сказали, что от Грегора пришла женщина, и я подумал, уж не его ли драгоценная принцесса. Но ты не той масти.

Женщина посмотрела на него так, как смотрит собака, услышавшая незнакомый звук.

— Принцесса? Нет, — неуверенно произнесла она с сильным акцентом. — Женщина брата. Светлость знать германский?

— Знаю, и довольно неплохо, — сказал Бонифаций и заговорил на чужом языке. С этой секунды я перестал понимать беседу, схватывал лишь самое основное, а подробности Лилиана рассказала мне позже. — Так ты, значит, при его брате?

— При сводном брате, Отто из Франкфурта, красивом блондине, который повсюду ходит с Грегором и так хорошо обращается с лошадьми, — выпалила Лилиана, внезапно обретя красноречие на якобы родном языке. — Если честно, мессир маркиз, я пришла сюда ради него, а не ради Грегора. — Она упала на колени перед ним, выставив напоказ вырез на груди; охранник, сидевший за шахматной доской, подскочил, готовый оттянуть в сторону истеричную женщину, но Лилиана оставалась спокойной. — Отто замечательный воин, но он всегда в тени брата, и я опасаюсь, что взлеты и падения Грегора несправедливо скажутся на Отто. Прошу вас, мессир, рассматривайте возвышение Отто независимо от его брата.

— Не понимаю, о чем ты просишь, женщина, — опешил Бонифаций.

Она умоляюще взглянула на него снизу вверх.

— Прошу, обратите внимание, какой необыкновенный воин Отто из Франкфурта, и подумайте о его будущем без связи с братом.

— Разве Грегор планирует что-то бесчестное, раз ты считаешь необходимым прочертить границу между ним и Отто? — Бонифаций нахмурился.

— О нет, мессир, ничего подобного. Я не понимаю, чем занят Грегор, да, собственно, и не хочу понимать. Только знаю, что он ходит к вам на встречи и возвращается каждый раз хмурый. Он велит пехотинцам и рыцарям исполнять ваши приказы, но вечно пребывает в дурном расположении духа. Думаю, так в этой жизни не продвинуться. Меня заботит только будущее Отто. Прошу вас, позвольте ему самому решать свою судьбу, а не только быть тенью брата. Вот и все. Он слишком скромен, чтобы самому обратиться с подобной просьбой, поэтому за него прошу я.

Бонифаций расслабился и ехидно заулыбался.

— В самом деле? Только для этого ты сюда и пришла? Попросить меня о маленьком одолжении? И я должен тебе поверить?

Лилиана простодушно закивала, почти как слабоумная. Если бы я ее не знал, то решил бы, что у этой женщины в голове одна труха.

— Мое будущее зависит от Отто, мессир, — сказала она и захихикала, — и я забочусь о нем, не зная покоя.

— И это единственная причина твоего прихода? — настаивал Бонифаций, по-прежнему не веря ей до конца.

Лилиана надула губки, состроив соблазнительную, а вовсе не обиженную гримасу.

— Разве есть другая причина, по которой мне следовало прийти? — сказала она и, словно не удержавшись, мельком оглядела атлетическую фигуру маркиза, после чего поспешно отвела глаза в сторону и слегка покраснела.

Этот же приемчик она применяла ко мне при первой нашей встрече; действовал он безотказно.

Бонифаций обвел широким жестом роскошный дворец.

— Большинство шлюх из тех, кому удается пробраться в подобный зал, приходят с единственной целью — остаться здесь. Тем более в зимнее время.

Лилиана обворожительно улыбнулась.

— А-а, так вот почему у тех женщин, что стоят перед дворцом, был такой враждебный вид! — сказала она, словно только сейчас додумалась до этого. — Нет, мессир, я здесь не для того, чтобы предложить себя. — Она буквально излучала простодушие. — Только ради Отто.