– С вашего позволения, господа, я имею право знать – что всё-таки происходит в моём доме? – надменным тоном, ни к кому не обращаясь, произнесла Серафима Прокопьевна, едва Кротов переступил следом за ней порог спальни.

– Полное ваше право, – ответил майор. – Мы производим обыск на основании предъявленного вам постановления и имеющихся у нас подозрений в отношении Дарьи Васильевны. Ещё вопросы есть?

Серафима Прокопьевна промолчала, но заметно напряглась и побледнела. Она подошла к дочери и встала рядом, скрестив руки на груди. Чтобы не тратить время самому – к тому же эта процедура всегда вызывала у Кротова отвращение, – он предложил Дарье Васильевне добровольно открыть для досмотра все шкафы и ящики.

– Ещё лучше, если вы сами покажете нам то, что может нас заинтересовать. Вы отлично понимаете, Дарья Васильевна, о чём я говорю.

– Мне нечего вам показывать… И вообще, делайте, что хотите, только оставьте меня в покое.

– К сожалению, этого я вам пока обещать не могу. Во всяком случае, до окончания следствия.

Кротов неловко открыл высокий шкаф-купе с большим каплевидным зеркалом, скользнул взглядом по многочисленным платьям и перешёл к другому шкафу, отделённому от первого изящно инкрустированным комодом. Не трогая заполнявшую его разносезонную одежду, майор наклонился и заглянул вглубь. Его внимание привлекла спортивная сумка, задвинутая в дальний угол.

Бело-голубая объёмистая сумка была застёгнута двумя параллельными «молниями», вдоль одной из которых Кротов заметил несколько бурых пятнышек. Он поставил сумку на пуфик и открыл. В ней ничего не оказалось кроме тёмного парика под модную спортивную стрижку и паспорта на имя Екатерины Александровны Лапиной.

– Чей это парик и паспорт? – спросил Кротов, казалось, безразлично взирающих на происходящее мать и дочь.

Серафима Прокопьевна только брезгливо пожала плечами, но Дарья Васильевна, ещё не совсем пришедшая в себя от потрясения, с трудом выдавила:

– Хватит, майор… Здесь вы больше ничего не найдёте, поверьте… Прости, мамочка, я тебе после всё объясню. – Произнести эти слова спокойно и с достоинством Подрядовой стоило огромных усилий.

Кротов оценил поведение Дарьи Васильевны и решил больше не разговаривать с ней унизительным тоном. «Вляпалась, дурёха, по самые уши! А ведь сколько пользы могла бы принести людям…» Прихватив сумку с париком и паспортом, он вместе с младшей Подрядовой и понятыми, молча просидевшими на мягких стульях всё время обыска, спустился в холл. Следом за ними сошла по лестнице Серафима Прокопьевна. В руках у неё была рамка с фотомонтажом.

– Товарищ полковник, – Кротов обратился к поднявшемуся навстречу Игнатову, – судя по всему, дальнейшее наше нахождение в этом доме не имеет смысла. Я думаю, целесообразнее будет навестить Василия Гавриловича. И закончить эту неприятную для нас и господ Подрядовых процедуру.

Кротов намеренно громко говорил в присутствии Серафимы Прокопьевны, краем глаза наблюдая за её реакцией. Ему хотелось понять, знает старшая Подрядова о преступной деятельности дочери или нет.

– Даша, ты можешь мне объяснить, что происходит, в конце концов? При чём здесь Василий? Что здесь делает полиция? Откуда взялась эта фотография? Что она значит? – Серафима Прокопьевна опустилась на диван и полными слёз глазами вопросительно смотрела на дочь.

– Я же тебе сказала, мама, что это простое недоразумение. Скоро всё прояснится. Успокойся и не обращай внимания.

– Как не обращать внимания, когда в доме обыск? Изымают зачем-то твои вещи… Почему не вмешивается в это безобразие Василий? Творится что-то невероятное, Даша. А куда увели Машку?.. Она-то здесь при чём?

– Мама, иди в свою комнату, приляг. Я скоро вернусь. И Маша скоро вернётся. – Дарья Васильевна помогла матери встать с дивана и легко подтолкнула её к лестнице. – Иди, иди…

В холле появились разочарованные Синельников с Жаровым. Они не обнаружили в осмотренных комнатах ничего компрометирующего. Зато Кротов был доволен. Он с сумкой в руках стоял у камина и молча улыбался. Взглянув на него, полковник Игнатов ободряюще подмигнул лейтенанту с капитаном и вышел из дома, вежливо попросив Дарью Васильевну следовать за ним.

Старый «Москвич» Репнина готов был взбунтоваться и остановиться среди дороги: такого насилия над собой он не испытывал уже давно. А Тимофей Кузьмич спешил, безжалостно выжимая акселератор до упора. Опытный сыскарь больше не сомневался в правоте своей версии картины преступления в староверческом скиту Святое Поле. Не сбавляя скорость, он проскочил старую часть Сосновки и припарковался на стоянке перед недавно открытым универсамом в ряду десятка разноликих автомобилей. Выходить из машины не было необходимости – магазин его не интересовал, а нужный коттедж просматривался как на ладони. Опустив наполовину стекло дверцы, Тимофей Кузьмич закурил и стал терпеливо ждать.

Не прошло и получаса, как у ворот коттеджа остановился «Хантер», из которого поспешно вылез главный, по версии Репнина, фигурант дела о разбое в Святом Поле. Тимофей Кузьмич не спешил уезжать, до мелочей продуманный план дальнейших действий позволял ему ещё минут тридцать – сорок оставаться на месте. Убедившись, что объект находится в доме, он позвонил участковому лейтенанту Сухову и попросил срочно приехать. Воодушевлённый нечасто проявляемым серьёзным отношением к себе, молодой полицейский немедленно приступил к выполнению задания: до утра вести наружное наблюдение за указанным объектом.

Следующим шагом Тимофея Кузьмича было посещение старика Карнаухова. Рассказав ему всё без утайки, Репнин попросил срочно найти лесника Сашку, который оказался давним знакомым Ивана Макаровича. Договорились, что время до утра лесник переждёт в доме Максима Ивановича Пургина, о чём Репнин уже предупредил последнего. Наскоро выпив у гостеприимных стариков чашку чая с липовым мёдом, Тимофей Кузьмич выехал из Сосновки в деревню Кочкари: без менялы Матвея Щёкина обойтись ему было невозможно.

Домой Тимофей Кузьмич вернулся уже поздно ночью. Оставив кочкаринского свидетеля на попечении жены, он упал, не раздеваясь, на диван в прихожей, не в силах больше сопротивляться усталости, и тут же крепко уснул. Глафира Трофимовна заботливо укрыла его пледом, радуясь благополучному возвращению мужа. Она всегда переживала за Тимофея Кузьмича, когда тот участвовал в задержании преступников. «Что за нужда лезть тебе под пулю или нож? – не уставала твердить Глафира Трофимовна. – Ты не оперативник, Тимоша, а следователь. Ты думать должен, а не за бандитами бегать. Сколько раз тебе говорить об этом? Ничего не понимаешь…»

Проснулся Репнин, едва забрезжил рассвет. Главным событием наступившего дня должно было стать официальное предъявление обвинений участникам банды и завершение операции «Антиквар». Это старого следака вдохновляло и радовало. Быстро умывшись и переодевшись, Репнин заглянул на кухню, где уже давно хлопотала Глафира Трофимовна. Румяные, только что испечённые пирожки с картошкой и грибами, аккуратной горкой уложенные на большом блюде, источали такой аппетитный запах, что устоять Тимофей Кузьмич не смог. Нахваливая кулинарные способности жены, он с удовольствием съел несколько пирожков, запивая их сладким чаем.