Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элизабет рассказывала всем и каждому, что у нее сломано все небо, но посмертное вскрытие показало, что никаких деформаций во рту не было. Единственное, чего ей не хватало, это передних зубов. По-видимому, женщина очень стыдилась этого. Записи в больничной книге психиатрической лечебницы «Поплар и Степни» доказывают, что ее муж, Джон Страйд, умер здесь 24 октября 1884 года. Он не утонул при кораблекрушении, как не погибли при этом и их дети — если у них вообще были дети. Может быть, выдумки делали прошлую жизнь Элизабет более интересной для нее, а истина была болезненной и унизительной и причиняла ей только неприятности.
Когда служители шведской церкви узнали, что ее муж не умер при кораблекрушении, они прекратили поддерживать женщину материально. Возможно, она лгала об истинной причине смерти мужа и якобы имевшихся детей, чтобы получить деньги, причитавшиеся жертвам катастрофы «Принцессы Алисы». Когда выяснилось, что никто из близких Элизабет при кораблекрушении не погиб, деньги ей платить перестали. Ее поддерживали только мужчины, а когда те перестали ей помогать, она занялась чем попало. Она шила, стирала, мыла и занималась проституцией.
Тогда-то Элизабет и стала проводить ночи в ночлежке на углу Флауэр и Дин-стрит. Хозяйка этого заведения, вдова Элизабет Таннер, отлично ее знала. Во время следствия миссис Таннер показала, что Элизабет Страйд приходила в ее заведение в течение шести лет. Вплоть до четверга, 27 сентября, она жила в другой ночлежке вместе с мужчиной по имени Майкл Кидни. Ушла она от него практически без имущества, в рваной одежде и с книжкой религиозных гимнов. В четверг и пятницу она ночевала в ночлежке миссис Таннер. В субботу, 29 сентября, Элизабет и миссис Таннер выпили в пабе на Коммершиал-стрит, а потом она заработала себе на ночлег, вымыв две комнаты в ночлежке.
Между десятью и одиннадцатью вечера Элизабет находилась в кухне. У нее был кусок бархата, и она оставила его своей подруге Кэтрин Лейн. «Сохрани его для меня», — попросила Элизабет, сказав при этом, что ей нужно на некоторое время уйти. Погода стояла ужасная, поэтому она надела на себя все, что у нее было: две нижние юбки из дешевого материала, похожего на мешковину, белую сорочку, белые хлопковые чулки, черный бархатный корсаж, черную юбку, черный жакет, отделанный мехом, цветной полосатый шелковый платок на шею и маленькую черную шляпку. В карманах у нее лежали два носовых платка, моток черных шерстяных штопальных ниток и медный наперсток. Прежде чем выйти из кухни, она попросила у парикмахера Чарльза Престона одежную щетку, чтобы немного почиститься. Элизабет никому не сказала, что собирается делать, но с гордостью показала шесть заработанных пенни, а затем скрылась в темной сырой ночи.
Бернер-стрит была темной, узкой, извилистой улицей, на которой теснились маленькие перенаселенные домишки, где обитали в основном польские и немецкие портные, башмачники, изготовители сигарет и другие бедняки, работавшие на дому. На этой же улице располагалось здание Международного клуба образования рабочих. Клуб насчитывал восемьдесят пять членов, большая часть из которых была еврейскими социалистами, выходцами из Восточной Европы. Единственным требованием по членству была поддержка социалистических принципов. Члены клуба собирались каждую субботу в 8.30 вечера и обсуждали различные темы.
Серьезные дискуссии завершались песнями и танцами — неудивительно, что собрания часто затягивались за полночь. В ту субботу на собрание, проводимое на немецком языке и посвященное вопросу, почему евреи должны быть социалистами, пришло больше сотни человек. Дискуссия оказалась не слишком оживленной, и к тому моменту, когда Элизабет Страйд двинулась в этом направлении, большинство членов клуба уже разошлись по домам.
Первым клиентом Элизабет в тот вечер был мужчина, которого она подцепила на Бернер-стрит, поблизости от дома, где жил рабочий Уильям Маршалл. Это произошло около 11.45 ночи. Позднее Маршалл показал, что ему не удалось разглядеть лицо мужчины, а вот одежду его он описал довольно точно. На мужчине было небольшое черное пальто, темные брюки и шляпа, напоминающая матросскую. На нем не было перчаток, он был гладко выбрит и целовал Элизабет. Маршалл сказал, что услышал слова мужчины: «Не говори ничего, только молись». Элизабет рассмеялась. Ни она, ни мужчина не показались Маршаллу пьяными. Они ушли в направлении клуба.
Часом позже другой местный житель, Джеймс Браун, уьидел женщину, которую позднее опознал как Элизабет Страйд, на улице. Она стояла на углу Фэйрклоу— и Бернер-стрит, прислонившись к стене, и разговаривала с мужчиной. На мужчине было длинное пальто. Его рост свидетель оценил примерно в пять футов семь дюймов (около 170 см). (Интересно, что почти все мужчины, которые упоминались в гроцессе следствия по делу Потрошителя, имели рост около пяти футов семи дюймов. В викторианскую эпоху такой рост считался средним для мужчины. Я полагаю, что рост свидетели определяли наугад.)
В последний раз Элизабет Страйд видел живой констебль Уильям Смит, дежуривший в ту ночь в том районе. В 12.35 он заметил женщину, которую позднее опознал как Элизабет Страйд. Ему бросился в глаза цветок на ее жакете. Мужчина, с которым она была, нес сверток, обернутый в газету, примерно восемнадцати дюймов в длину и в шесть или восемь дюймов в ширину (46 см х 15 — 20 см). Его рост констебль также оценил в пять футов семь дюймов. На нем был темный охотничий шлем, черное пальто и темные брюки. Смиту показалось, что мужчина выглядит довольно респектабельно. Возраст мужчины составлял около двадцати восьми лет, он был чисто выбрит.
Смит продолжил обход. Двадцатью пятью минутами позже, в час ночи, зеленщик Льюис Димшутц направил свою тележку по направлению к зданию клуба на Бернер-стрит. Он был управляющим социалистическим клубом, поэтому жил в том же здании. К его удивлению, ворота оказались открытыми. Обычно они запирались в девять вечера. В воротах пони заартачился. Было слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть, но Димшутц заметил какую-то кучу у стены и ткнул ее кнутом. Ему показалось, что это мусор, но приглядевшись получше, он увидел, что перед ним женщина. Она должна была быть либо мертвецки пьяна, либо действительно мертва. Димшутц зашел в клуб и вернулся со свечой.
Горло Элизабет Страйд было перерезано. Димшутц со своей тележкой, очевидно, спугнули Потрошителя. Кровь из перерезанного горла текла обильно. Кровавая дорожка протянулась до самой двери клуба. Верхние пуговицы жакета были расстегнуты так, что виднелись рубашка и корсет. Женщина лежала на левом боку, лицом к стене. Ее одежда промокла от непрекращающегося дождя. В левой руке женщина держала бумажный пакет с конфетами, освежающими дыхание. К груди она приколола букетик из папоротника и красной розы. К этому времени констебль Уильям Смит уже обошел свой район и двинулся на второй круг. Когда он дошел до Бернер-стрит, то был неприятно поражен, обнаружив огромную толпу, собравшуюся возле ворот клуба и выкрикивавшую: «Полиция! Убийство!»
Позже Смит показал на следствии, что его маршрут составлял не более двадцати пяти минут. За это короткое время около тридцати членов социалистического клуба разошлись по домам и должны были заметить убийцу. Окна оставались открытыми. Было слышно, как члены клуба распевают песни на русском и немецком языках. Никто не слышал ни крика, ни какого-то подозрительного шума. Но, по-видимому, Элизабет Страйд и не успела издать ни звука.