— Пап, я понимаю, что извиняться бесполезно…

Он резко вдохнул через нос и сказал:

— Я не имею права разговаривать с тобой, пока ты не дала показания. Пожалуйста, иди к себе и до утра никуда не выходи.

У меня слезы подступили к глазам.

— Папа…

— Иди! — заорал он.

Я зажала рот рукой, чтобы не закричать.

Папа ушел, не оглядываясь.

— Пошли, — сказал Кэл. — Сейчас ты ничего не можешь сделать.

— Это ты им рассказал? — спросила я. — Поэтому они прибежали на мельницу?

Ярость Кэла словно куда-то исчезла.

— Нет, — сказал он. — Понятия не имею, почему они явились. Если только это не связано с опытами, которые надо мной проделывали. Может, отследили мою магию, не знаю.

Он двинулся к лестнице, а я, хотя и хотела больше всего на свете побежать за папой, двинулась вслед за Кэлом. Толстый ковер приглушал шаги, наши тени плясали в слабом свете настенных ламп. Я чувствовала на себе осуждающие взгляды портретов — безымянных экстраординариев, на которых веками охотились «Око», Брэнники и бог знает кто еще.

«У меня были причины так поступить, — хотелось мне крикнуть прямо в нарисованные лица. — На самом деле Арчер нам не враг!» Только вряд ли портреты мне бы поверили.

— Как ты думаешь, что с нами сделают? — спросила я Кэла.

В животе ворочался ледяной ком страха.

— Все будет не так ужасно, — сказал Кэл, правда, без особой убежденности. — Ты — дочь Джеймса, и вообще, ты им нужна. Не отдадут же тебя на растерзание из-за такой ерунды.

Я задумалась, не будет ли на этот раз присловье «на растерзание» иметь буквальный смысл. Наверное, лучше не знать.

— В крайнем случае, добавят еще год в «Гекате», — продолжал Кэл. — Как и мне.

— Ты просто мне помогал! Скажи им, хорошо? Мол, ты был вынужден из-за того, что мы обручены, или еще что-нибудь такое.

Мы остановились у двери в его комнату. Кэл внимательно смотрел на меня. Я, как всегда, не могла догадаться, что у него на уме.

— Может быть, — только и сказал он. И после долгой паузы: — Я знаю, ты думаешь, его убьют. На самом деле, возможно, что нет. Для «Ока» Арчер так же ценен, как ты для Совета. Из него выйдет хороший заложник, и наши это понимают.

Я сделала страшное усилие, чтобы сохранить равнодушное выражение лица. Если я опять разревусь, от меня останется только высохшая шкурка.

— И что теперь? Послушно разойдемся по комнатам и будем делать вид, что все прекрасно?

Вдруг мне пришла в голову еще одна мысль.

— Или будем притворяться, что Ник не бегает сейчас на свободе, сверхмогучий и неуправляемый? Вот об этом я уж никак не смогу не думать!

— Сможешь.

Кэл неожиданно протянул руку и приложил к моей щеке ладонь.

И почти сразу меня затопило блаженное оцепенение, начиная от макушки и до самых пяток.

— Серьезно, шикарная способность, — сонно пробормотала я.

— Иди спать, Софи, — сказал он, отдернув руку, словно обжегся. — Завтра будет тяжелый день.

Но и сегодняшний день еще не закончился. Около своей двери я увидела Дженну. Ее лицо превратилось в маску обиды и злости.

— Я спустилась вниз за кровью, — проговорила она, почти не шевеля губами. — И увидела… как тебя привели. С Арчером.

Наведенные Кэлом чары, которые так помогли мне всего несколько секунд назад, теперь стали проклятьем. Сонные мозги еле ворочались, неспособные подсказать подходящее объяснение. Нужные слова не находились.

— Он мне помогал…

Дженна издала странный звук — не то всхлип, не то стон.

— Помогал? Софи, он же…

— Из «этих», — вдруг сорвалась я. — Знаю, знаю. Мне уже говорили. Пожалуйста, Дженна, послушай… — Я стиснула ее запястье. — Кэл на меня злится, папа меня, наверное, ненавидит… Если и ты тоже станешь меня ненавидеть, я просто не выдержу!

Две слезинки скатились по щекам Дженны и капнули мне на руку. Кровавый камень слабо мерцал у нее на шее. После долгого, очень долгого колебания она накрыла мою руку своей.

— Ладно уж, — сказала Дженна, шмыгая носом. — Только смотри, завтра ты мне все расскажешь!

— Расскажу, — эхом откликнулась я, чувствуя, как у меня самой защипало глаза.

А когда Дженна наконец крепко меня обняла, я еле удержалась, чтобы не разрыдаться.

— Ты такая хорошая, я тебя не стою, — прошептала я, уткнувшись ей в плечо.

Дженна еще крепче прижала меня к себе.

— Я знаю!

Я засмеялась сквозь слезы, и на душе стало чуточку легче.

Рано утром раздался стук в дверь. Я мгновенно проснулась. Чары, наведенные Кэлом, к этому времени совсем развеялись, отчаяние и страх нахлынули с новой силой. Меньше чем за двадцать четыре часа моя жизнь перевернулась с ног на голову. Ник и Дейзи окончательно одемонели, Арчер арестован Советом, а хрупкое взаимопонимание с папой разлетелось ко всем чертям. Так много плохого случилось за такое короткое время — это нечестно.

А может, я просто разом истратила весь отведенный на мою жизнь запас ужасов, и следующие лет восемьдесят мне предстоит играть в настольные игры и разводить кошек? Вот было бы славно…

Стук послышался вновь, и я вдруг поняла, что стучат не ко мне, а в комнату Кэла, дальше по коридору. Я опять уронила голову на подушку. Кто следующий? Я или сперва пойдут за Арчером?

А может, Арчера уже привели?

Отогнав эту мысль, я встала, умылась и оделась. Вчерашняя одежда так и лежала на полу заскорузлой кучкой. Я, передернувшись, бросила все это в медный мусорный бачок под умывальником. Не в первый раз моя одежда оказывалась в крови, зато я искренне надеялась, что в последний.

Когда за мной пришли, я сидела на краешке кровати в строгом черном платье, которое Лара купила для меня у Лисандера. За дверью оказался Кристофер.

Он сказал:

— Софи, тебя ждут.

Я кивнула. Во рту пересохло, и сердце трепыхалось в груди.

Спустившись по лестнице, мы вместо штаб-квартиры Совета прошли влево, в совершенно незнакомую мне часть аббатства Торн. Коридор здесь был темный, без мрамора и позолоты, заполонивших весь дом. Простая деревянная обшивка стен, электрические лампочки защищены грубой железной сеткой. Наконец мы остановились перед тяжелой, сплошь в царапинах дверью.

Комната резко отличалась от прочих помещений Торна. Во-первых, она была сравнительно маленькой и плохо освещенной. Ни одного окна, единственный источник света — люстра в виде тяжелого железного кольца, утыканного свечами. Пахло сыростью и плесенью, а на истоптанных досках пола темнели пятна. Об их происхождении думать не хотелось.