— Что такое? — спросила Сюзанна.

— Просто думаю про этих сволочей-мужиков.

— Мама!

Сюзанна поднялась, взяла кофейник и вылила остатки кофе, половину себе, половину Чарли.

— Все они одинаковые уроды, — продолжала Лола. — Твой папаша, Исак, все.

— У меня нет сил опять это выслушивать, мама.

— Я просто говорю тебе, как есть. Просто говорю, что все мужчины — свиньи, в глубине души все они одинаковые. Может показаться, что ты встретила исключение, но рано или поздно выясняется, что это не так — исключений не бывает.

Чарли отметила про себя, что Бетти говорила слово в слово то же самое — пока не появился Маттиас.

— Только не Маттиас, — проговорила она, не успев взвесить свои слова. — Маттиас — исключение, подтверждающее правило.

Лола грустно улыбнулась.

— Да, твоя мать всегда так говорила. Но в таком случае я не понимаю, почему она ничего не сделала, чтобы спасти это исключение.

— Что ты хочешь сказать?

Чарли со стуком поставила чашку на стол.

— Я хочу сказать — зачем же она тогда смотрела, как он тонет? Почему хотя бы не попыталась его спасти?

— Что ты такое плетешь, мама? — изумилась Сюзанна.

— Она сама мне все рассказала, — продолжала Лола. — Что они с Чарлин сидели на берегу и смотрели, как он тонет.

— Подожди! — крикнула Сюзанна, когда Чарли ринулась в прихожую.

— А что я такого сказала? — донесся до Чарли голос Лолы. — Она же сама там была. Сама знает, что произошло.

— Где ты это достал? — спрашиваю я Поля. Я показываю ему коричневую баночку с оранжевыми таблетками. Мы в его комнате в Таллюддене. Все остальные пошли к озеру — болеть за школьную команду в ежегодных состязаниях по гребле.

— Тайные связи, — отвечает Поль.

Я вспоминаю слова папы о том, что Адамсберг — это школа, дающая ключи от закрытых дверей, важные связи, которые пригодятся потом в течение всей жизни. Только теперь я начинаю понимать смысл его слов.

— Но что это такое?

— Психиатрическое лекарство. Я уже не помню, от какой болезни.

— Добудь еще, — говорю я, забираясь в оконную нишу. — Что бы это ни было, добудь еще.

Поль говорит, что настоящий эффект пока не наступил. Он садится напротив меня на подоконник, уперевшись ногами в мои ноги. И вдруг мир меняет цвет и форму. Все становится светлее, мягче, меня охватывает радостное чувство, и оно вырывается наружу смехом. Поль тоже смеется. Мы смеемся желтым листьям на березах за окном, садовнику, который копается на грядках возле Маюрена. Мы смеемся немцу, норвежцу и Бельману, который пописал в суп.

Я смеюсь так, будто в жизни не слышала ничего смешнее.

Мы принимаем еще по таблетке. Не потому, что хотим умереть или типа того. Мы просто хотим продолжать смеяться. Но веселее не становится. Я думаю, что надо запомнить до следующего раза: от того, что принимаешь больше таблеток, веселее не становится.

Только оказавшись на улице, Чарли заметила, что забыла куртку. Сюзанна, выбежавшая следом за ней, держала ее в руках.

— Не обращай внимания на эту старую алкоголичку, — сказала она, протягивая Чарли куртку.

— Мне надо пройтись, — сказала Чарли.

— Тогда я схожу пока в магазин, — ответила Сюзанна. — Давай встретимся у машины. И не воспринимай всерьез то, что говорит мама. Она несет какую-то пургу.

Чарли уже пошла прочь. Сердце билось так, словно она пробежала стометровку. В мыслях она вернулась на берег рядом с Люккебу, поместила Бетти рядом с собой, а сама сидела, подтянув колени к подбородку, глядя на Матттиаса, качающегося в лодке. Почему, тысяча чертей, Бетти ничего не предприняла?

Не доверяй мужчинам, говорящим красивые слова.

Маттиас — исключение, подтверждающее правило.

Слишком светло. Кто-нибудь может убрать весь этот свет?

Чарли остановилась. Она дошла до того здания, которое когда-то было кондитерской. На старой доске для объявлений у входа, среди сотен ржавых скрепок и белых обрывков бумаги виднелась рукописная бумажка о продаже щенков и рядом — еще одна афиша о праздничных мероприятиях вечера. «Давайте отметим то, что мы собрали!»

Чарли уселась на лестнице, ведущей к входу. В голове с новой силой закрутились вопросы, мучившие ее с лета:

Что ты за человек, Бетти Лагер?

Какая ты была и на что была способна?

Ужасно обнаружить, что нельзя полагаться на собственную маму, но теперь она вдруг осознала, что не может полагаться даже на себя. Да и как полагаться, если ее память в состоянии стереть самое важное?

Кто я? Что за человек Чарлин Лагер?

Ответ находился дальше, чем когда бы то ни было. Казалось, она стоит одной ногой в одном мире, другой — в другом, в двух разных реальностях. Она находилась во всех возрастах одновременно: маленькая девочка, старавшаяся поспевать за Бетти, взрослая женщина, идущая по следу Бетти. Может быть, хватит? В теле появилась странная легкость — казалось, ветер может подхватить ее и унести прочь от этого места. Что ее здесь держит?

Зазвонил телефон. Сюзанна сказала, что сидит в машине на парковке за магазином «Ика».

— Иду, — ответила Чарли.

Поднявшись слишком резко, она покачнулась и вынуждена была схватиться за перила, чтобы не упасть. Перила держались плохо, так что она некоторое время раскачивалась вместе с ними, прежде чем вернула себе утраченное равновесие.

Проходя мимо продуктового магазина, она услышала, как кто-то что-то выкрикивает. Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, что кричат ей.

— Что, такая чистюля, что и поговорить не хочешь?

На нее снова накатило чувство нереальности. Она маленькая. Крепко держится за руку Бетти. «Прекрасно выглядишь, Бетти. А посмотрите-ка на малышку. Вылитая мать».

«Я как она, — подумала Чарли. — Не важно, что я делаю. Я навсегда останусь дочерью Бетти».

Она посмотрела на мужчин. Их было трое — одетые не по погоде, с бурно разросшимися бородами. Те же самые, что сидели на скамейке тогда? Выглядели они очень старыми, но алкоголь такая штука — он заставляет людей стареть раньше времени.

— Что, такая чистюля, что и поговорить не хочешь? — крикнул все тот же голос.

— Настроения нет, — крикнула в ответ Чарли, продолжая идти.

— А выпить? — спросил другой. — Хочешь глотку промочить?

Она покачала головой, хотя никогда еще ей настолько сильно не хотелось выпить.