– Ехать в ту сторону было так же легко, как съесть кусок пирога. Но теперь дорога просто исчезла, ни единого ориентира не осталось. Земля и воздух – все превратилось в сплошной снег. Лошадь, по брюхо в снегу, шла боком. Я опустил фонарь. Мы заблудились в ночи. Когда мы заснем и замерзнем, было только вопросом времени. Да, мне было страшно. Но я молился. И я чувствовал, что со мною Бог… – Где-то завыли собаки. Он поехал на шум, пока не увидел окна соседской фермы. – Нужно было остановиться у них. Но я подумал о своих – представил себе, как мать плачет, а папа и братья отправляются на поиски, и поспешил дальше. Поэтому естественно, что я не слишком обрадовался, когда наконец добрался до дома и увидел, что окна не светятся. Двери заперты. Все спят, а обо мне просто забыли. Никто не мог взять в толк, чего я так расстроился. Папа сказал: «Мы были уверены, что ты останешься ночевать в городе. Господи, малыш! Кому могло прийти в голову, что ты не придумаешь ничего лучшего, чем в буран отправиться домой?»

Крепкий запах сидра от гниющих яблок. Яблони и груши, персики и вишни: сад мистера Клаттера, драгоценное собрание его плодовых деревьев. Бобби, бегавший без цели и мысли, не стремился сюда попасть, вообще не стремился на ферму «Речная Долина». Как он здесь очутился – не поддается объяснению, и Бобби уже повернулся, чтобы уйти прочь, но потом снова побрел к дому – такому белому, прочному и просторному. Дом всегда вызывал у него уважение, и ему было радостно думать, что здесь живет его подруга. Но теперь, лишившись заботливого внимания покойного хозяина, он стал покрываться первыми паутинками разрушения. Грабли для песка, ржавея, лежали на подъездной дорожке; лужайка была выжжена и казалась плешивой. В то роковое воскресенье, когда шериф вызвал санитарные машины, чтобы увезти убитых, они подъехали к главному входу прямо по траве, и следы шин все еще были заметны.

Домик работника тоже пустовал; Стоуклейн нашел себе новое жилище поближе к Холкомбу – что ни у кого не вызвало удивления, поскольку сейчас, хотя слепило солнце, ферма Клаттера казалась сумрачной, затаившейся, застывшей. Но пройдя мимо амбара для зерна и загона, Бобби услышал свист рассекающего воздух лошадиного хвоста. Это была Нэнсина Крошка, послушная старая крапчатая кобыла с соломенной гривой и темно-фиолетовыми глазами, похожими на увеличенные цветки анютиных глазок. Бобби схватил ее за гриву и потерся щекой о ее шею – так когда-то делала Нэнси. И Крошка заржала. В прошлое воскресенье, когда он в последний раз навещал Кидвеллов, мать Сью вспоминала Крошку. Миссис Кидвелл, загадочная женщина, стояла у окна и смотрела, как вечер опускается на расстилающуюся впереди прерию. И стоя на фоне синевы, она произнесла:

– Сьюзен? Знаешь, что у меня стоит перед глазами? Нэнси. На Крошке. Как она скачет к нам.

Перри первый их заметил – голосующих на дороге мальчика и старика. За спинами у обоих были домодельные ранцы, и несмотря на то, что день выдался ветреный и злобный техасский ветер жег их песком, путешественники были в одних тонких рубашках и комбинезонах. «Давай подвезем их», – предложил Перри. Дик отказывался: он не прочь был помочь тем, кто мог заплатить за услугу – хотя бы «взять на себя пару галлонов горючего». Но Перри, маленький добрячок Перри, всегда приставал к нему, когда подвезти нужно было самых убогих, жалких людишек. Наконец Дик согласился и тормознул.

Мальчик – быстроглазый говорливый кудлатый крепыш лет двенадцати – принялся горячо благодарить, но старик, желтое лицо которого было изрезано глубокими морщинами, кое-как заполз и молча плюхнулся на заднее сиденье. Мальчик сказал:

– Для нас ваша помощь очень кстати. Джонни просто с ног валится. Мы от Галвестона пешком топаем.

Перри и Дик покинули этот портовый город час назад, после того как все утро провели в конторах по найму матросов и портовых рабочих. Одна компания предложила им немедленно поступить на танкер, направляющийся в Бразилию, и они бы, конечно, уже были в открытом море, если бы их наниматель не обнаружил, что у них обоих нет ни паспорта, ни каких-либо других документов. Странно, но Дик был разочарован больше Перри: «Бразилия! Там строят полностью новую столицу. Прямо на пустом месте. Представь, каково оказаться на первом этаже такого здания! Любой дурак сумеет разбогатеть».

– Куда направляетесь? – спросил Перри мальчика.

– В Свитуотер.

– А где это?

– Ну, примерно в этом направлении. Где-то в Техасе. Джонни – вот он – мой дед. У него в Свитуотере сестра живет. Во всяком случае, Святый Боже, я надеюсь, что она там. Мы думали, что она живет в Джаспере. Но когда добрались до Джаспера, нам там сказали, что она со своими домашними переехала в Галвестон. Но в Галвестоне ее нету – там одна леди нам сказала, что она уехала в Свитуотер. Святый Боже, хоть бы уж мы ее нашли. Джонни, – сказал он, растирая старику ладони, словно хотел согреть, – ты слышишь меня, Джонни? Мы едем в хорошем теплом «шевроле» пятьдесят шестой модели.

Старик закашлял, слегка запрокинул голову, открыл глаза, снова закрыл и опять закашлял. Дик спросил:

– Эй, послушай. Что это с ним?

– Это от перемены климата, – сказал мальчик. – А еще от ходьбы. Мы вышли еще перед Рождеством. Мне кажется, мы добрую половину Техаса прошли пёхом. – И мальчик, продолжая разминать старику руки, самым сухим голосом поведал им, что до того, как они тронулись в путь, он с дедом и теткой жил на ферме неподалеку от Шривпорта, штат Луизиана. Недавно тетка умерла. «Джонни последний год что-то хворал, и тетя все делала сама. Только я ей помогал. Мы кололи дрова. Пытались расколоть один чурбак. И вдруг посреди дела тетя говорит, что она выдохлась. Вы когда-нибудь видели, как лошадь ложится и уже не может подняться? Я видел. И вот так же померла моя тетя».

За несколько дней до Рождества человек, у которого его дед арендовал ферму, «вытурил» их, продолжал мальчик.

– Вот так и вышло, что мы отправились в Техас. Искать миссис Джексон. Я ее ни разу не видел, но она Джонни родная кровная сестра и нас даже пустили в машину. Главное, его. Он много ходить не может. Вчера вечером мы попали под дождь.

Машина встала. Перри спросил Дика, из-за чего остановка.

– Этот старик совсем больной, – сказал Дик.

– И что? Что ты хочешь сделать? Высадить его?

– А ты подумай головой. Хотя бы разок.

– Ты просто скотина.

– А вдруг он умрет?

Мальчик сказал:

– Он не умрет. Мы уже так далеко забрались, теперь уж он подождет.

Дик не сдавался:

– Ну а вдруг он все-таки умрет? Подумай, что может случиться. Вопросы.

– Честно говоря, мне плевать. Ты хочешь их высадить? Воля твоя. – Перри посмотрел на старикашку, все такого же сонного, вялого и глухого, потом на мальчика, который ответил ему спокойным, не умоляющим взглядом, «ни о чем не прося», и Перри вспомнил себя в его возрасте и как сам он странствовал со стариком. – Валяй. Высаживай их. Только я тоже выйду.

– Ладно, ладно, ладно. Только не забудь, – сказал Дик, – в случае чего виноват будешь ты.