горели. Лиам убрал телефон в карман и, изобразив улыбку, пошел к саду. Ваня встретила его на крыльце и окинула серьезным взглядом, прежде чем позволила сжать себя в объятиях.

Пока Ваня надевала верхнюю одежду, их окружили воспитательницы. От нарочито любезных улыбок у Лиама все холодело внутри. Они интересовались, как его работа на заправке и ищет ли он новую квартиру. У самого молодого воспитателя по имени Маркус был двоюродный брат в Аббортрэске, собиравшийся продавать свой дом. Может, его это заинтересует?

Мобильный снова завибрировал в кармане. Габриэль послал две эсэмэски подряд: «Поспеши! Это важно!»

— За кормом поедем? — спросила Ваня.

— Нам нужно съездить проведать дядю Габриэля.

— Он принимал наркотики?

— Нет-нет, ему просто нужно поговорить.

Ваня молчала, пока он пристегивал ее к креслу. Ее нелегко было обмануть. Может, и раньше она только делала вид, что верит его лжи. Стиснув зубы, Лиам вел машину. Надо было наплевать на Габриэля. Пусть сам разбирается со своими проблемами. Но он не мог вот так просто повернуться к брату спиной. Пока не мог. Слишком многое их связывает. Теперь, когда он наконец вступил на правильный путь, его долг — присматривать за братом, чтобы тот не навредил ему, не разрушил все то, что он с таким трудом строил.

Весна расцветала за грязными окнами. Повсюду была вода. От луж во все стороны летели брызги. Дорожные указатели были залеплены грязью. Зачем он потащил Ваню с собой?

Ваня болтала ножками в желтых сапожках.

— Бабушка говорит, что Габриэль был очень умным до того, как подсел на наркотики. Даже умнее тебя.

— Вот как?

— А еще она говорит, что наркотики выжгли ему мозг. Как бенгальский огонь.

В кармане снова завибрировал мобильный, но Лиам не стал смотреть, кто звонит. Ему казалось, что с него тоже стекает грязная вода, попадает в рот, жжет глаза, душит.

— Думаешь, это больно, папа?

— Что больно?

— Когда тебе выжигают мозг?

Лиам опустил стекло и сплюнул.

— Конечно. Очень больно.

— Но зачем тогда люди принимают наркотики, если это больно?

— Иногда без них еще больнее.

Стопка бумаг шлепнулась на стол с глухим стуком. Письма от кредиторов. Письма из налоговой. Все в кофейных пятнах. Хассан, нахмурив лоб, провел пальцем по рядам цифр. Озабоченное выражение лица старило его. Лив перевела взгляд на лес за окном. Ей не хотелось видеть, не хотелось знать.

Хассан придвинул стопку бумаг, заставляя ее посмотреть правде в глаза.

— Как хорошо ты знаешь Йонни Вестберга?

— На самом деле я вообще его не знаю. Мне только известно, что он с юга и работает на лесопилке в Гломмерше.

— И вам никогда не приходило в голову проверить кредитную историю вашего арендатора?

— Делами занимался папа. И я сомневаюсь, что он стал бы платить за такие сведения. Он предпочитал сам делать выводы.

— У Йонни были сложности с арендной платой?

— Насколько мне известно, нет. И плата была маленькой. Дом пустовал лет десять. Мы были рады, что кто-то вообще хочет там жить.

— Жаль, что вы не сделали такой запрос. Тогда вы были бы в курсе, что у Йонни Вестберга долги на сумму в два миллиона крон. Уже три года ваш арендатор живет на прожиточный минимум. Естественно, психологически это очень тяжело. Он несколько раз пытался покончить с собой. Шрам на шее — результат последней попытки. Согласно медицинскому заключению, он был весьма близок к успеху.

Шрам на шее… Лив чувствовала его под кончиками пальцев. Белая полоска, белее остальной кожи. Она хотела спросить у Йонни, откуда этот шрам, но что-то ее удержало. Не будет она совать нос в мрачные тайны других людей. Ей и своих секретов хватало.

— Но откуда мне знать… Мы не обсуждали его прошлое, — вздохнула она.

— Мы выяснили, что Йонни связывался с криминальным миром в попытке покрыть долги, но это все только усложнило. Угрозы со стороны новых приятелей вынудили его переехать на север. И это не случайно, что он арендовал дом именно у вас. Мы конфисковали компьютер Йонни и обнаружили, что он искал в Гугле информацию о богатстве Видара задолго до переезда сюда. А после переезда продолжил сбор информации. Все указывает на то, что с самого начала он планировал завладеть вашими деньгами.

В голове у Лив раздавался дьявольский смех Видара: «А я что говорил? Никому нельзя доверять!

Только семье. Вокруг одни стервятники». Сколько Лив себя помнила, он предупреждал ее о жадности и злобе, подстерегающих ее за пределами дома.

Она подумала об Йонни, о его лице в свете сигаретного огня, о беспомощности, мелькавшей в поникшем взгляде. Ни разу Йонни не намекнул, что нуждается в деньгах. И Лив сама предложила себя ему, все произошло по ее инициативе.

— Если все было из-за денег, то ему удалось отлично это скрыть.

— Йонни Вестберг — человек на грани отчаяния. В отчаянии люди способны на все. Он отрицает свою вину, но, думаю, его хватит ненадолго.

Дождь хлестнул по окнам, и оба от неожиданности подпрыгнули на месте. Непогода, как это часто бывает весной, подкралась исподтишка. Им пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум дождя. А может, нервы взыгрались.

— Если ему нужны были деньги, почему он просто нас не ограбил? Почему ему понадобилось убивать папу?

— Может, изначально он не планировал убийство. Может, был в состоянии аффекта, кто знает.

Лив прижала кулак к губам. Ее снова тошнило. Йонни говорил ей, что Видар велел ему убираться. Может, с этого все и началось. Ей хотелось рассказать об этом Хассану, но у нее не было сил. Столько эмоций рвалось наружу, что, начни она говорить, — ее уже не остановишь. Нет, ей нельзя говорить. Рука как щит перед ртом, зубы крепко сжаты.

Хассан наклонился вперед, ища ее взгляд.

— Ты рассказывала Видару о ваших отношениях?

— В этом не было нужды, — шепнула она, — он и сам догадался.

— И что он сказал, когда узнал?

— То же, что всегда говорил, когда я встречала кого-нибудь.

— И что?

— «Они причинят тебе вред».

Лиам давно поклялся не подпускать Ваню к теплице, но отчаяние в голосе Габриэля заставило его сделать исключение. Только на этот раз.

Теплица, или плантация, как называл ее Габриэль, была в заброшенном дачном домике у реки. Окна заколочены, стены заросли терновником… Только следы колес в прошлогодней траве свидетельствовали о том, что кто-то посещал это место. Машина Габриэля стояла в лесу среди деревьев. Входная дверь была открыта и болталась на ветру. Самого брата нигде не было видно.

— Какой страшный дом, — сказала Ваня.

— Просто старый. Подожди меня здесь.