женщин как своих ушей. Нет, Эва и Дуглас ничего не знали о ее мальчике. Не знали, что творится у него в голове. Но вели себя так, как будто это их сын.

Лив резко вскочила. Симон уставился на нее. Выражение его лица говорило, что она должна взять себя в руки, не позорить их.

— Мне пора, — выдохнула она. — Простите, я себя плохо чувствую.

Дуглас потянулся за ней, попытался остановить, но Лив выскочила в прихожую и начала судорожно искать одежду. Эва вышла ее проводить. Пальцы не слушались Лив, и Эва заботливо застегнула ей молнию на куртке.

Лив открыла дверь и вдохнула холодный ночной воздух. Из коровника донеслось мычание коров. Она еще раз извинилась, захлопнула дверь и поспешила домой. Метров через сто обернулась посмотреть, не идет ли Симон за ней, но позади была только темнота.

ЛЕТО 2008 ГОДА

От детского смеха щемит сердце. Мальчик стоит в воде, освещенный солнцем. Его круглое детское личико сияет. Смех заразителен, перед ним невозможно устоять. Сын придает ей энергию. С ним она словно открывает мир заново: свежую листву в лесу, круги на воде в озере, где ловит головастиков ее малыш. Благодаря ему мир окрашивается новыми красками.

Она не видит мужчину, пробирающегося через заросли иван-чая. Сначала в ноздри ударяет запах навоза, такой сильный, что она инстинктивно начинает дышать ртом. Не отрывая взгляда от ребенка в воде, здоровается, тоном давая понять, что он им помешал. Это их рай, их тайное местечко.

— Хочешь кофе?

Мужчина, отмахиваясь от мух, достает термос с кофе и пихает ей в руки. Вытаскивает сыр, который в их местах называют «кофейным», и кладет на лавку. Глаза хищно поблескивают, когда он смотрит на ребенка, и она чувствует, как напрягается в теле каждая мышца.

Он окунает сыр в чашку с кофе и ухмыляется.

— Хороший у тебя сын.

Мальчик, взмахнув сачком, оступается и чуть не падает, но в последний момент сохраняет равновесие. Вскрикнул от страха и тут же рассмеялся. Мужчина рядом с ней тоже смеется. Термос опрокидывается в траву. Мужчина кричит мальчику, что ему нужен не сачок, а настоящая удочка. Пот стекает по спине, жарко, и она конечно же догадывается, зачем он пришел. Приставив руку козырьком ко лбу, он разглядывает ее сына, его пухленькие щечки, его светлые волосы.

— На тебя он не очень-то и похож.

— Может, и к лучшему, — пожимает она плечами.

Он смеется.

Кофе обжигает рот и пахнет навозом. Она знает, что он сейчас скажет. Так и есть:

— Кто его отец?

— Ты его не знаешь.

— Людям любопытно.

— Мне плевать на людей.

Мужчина стягивает рубаху и вытирает потные подмышки. Живот вылезает из-под ремня. На груди у него татуировка, которой она раньше не видела, — имя дочери, выведенное красивыми буквами. Он сует между зубами кусок сыра и корчит гримаску мальчику, тот гримасничает в ответ. Они словно общаются на неведомом ей языке.

Мухи роятся вокруг него, садятся на вонючие ботинки. Она допивает кофе и зовет мальчика, говорит, что пора домой, но сын делает вид, что не слышит. Мужчина похлопывает себя по толстому животу.

— Представь, даже меня спрашивали, не мой ли он.

— Вот как.

— Но тут я честен, говорю как есть. С тех пор как мы мутили, прошло много лет, так что точно не мой. Хоть мне и хотелось бы, чтоб я имел к нему отношение.

— А я и не знала, что ты участвуешь в деревенских пересудах.

— А что такого? Люди хотят знать, что происходит. С этим ничего не поделаешь. Так уж мы устроены от природы.

Она встает и снова зовет сына. Тот забросил сачок и стоит с ним над водой. Мужчина продолжает расспрашивать:

— Это ведь не твой папаша тебя обрюхатил? — Он говорит тихо, но эхо его слов разносится по всему озеру.

— Черт бы тебя побрал!

Она бросается к воде, поднимает ребенка на руки и уносит его. Ведро с головастиками бьется о спину.

Дом темный и пустой. Слышно только собаку. Натянув цепь, Райя стояла, уставившись на дом, и глухо рычала, словно в доме скрывалась какая-то опасность.

Отцепив собаку, Лив вставила ключ в замок и обнаружила, что дверь открыта. Перешагнув порог, она сразу почувствовала чужой запах, от которого ей стало не по себе. Схватила ложку для обуви с полки и выставила перед собой — какое-никакое оружие.

Прошла в кухню и увидела тень — кто-то сидел на месте Видара. Ее охватил страх. Дрожащей рукой нащупала выключатель, щелкнула им и увидела незнакомого мужчину. Райя зарычала, и Лив сунула два пальца под ошейник, чтобы удержать ее.

— Кто вы?

— Да ладно, Лив. Ты разве меня не помнишь?

Седые волосы падали на тощие плечи. Лицо, все в морщинах и пигментных пятнах, заросло бородой. Но блеск в глазах показался ей знакомым.

— Юха?..

— Сколько лет прошло.

Ей вспомнилась та осень. Парковка, где ее ждал Юха, засыпанная золотой листвой. Тогда его волосы были темными, а кожа — свежей. Даже сейчас у нее щемило в груди при мысли о нем.

— Зачем ты вторгся в мой дом? Ты меня до смерти напугал.

— Я слышал, что произошло с Видаром. Соболезную.

— Сомневаюсь.

Юха криво улыбнулся, но не той улыбкой, которую она помнила, а грустной и больной. У него не хватало нескольких зубов. Лив отпустила собаку, и та подбежала обнюхать гостя.

Она оглядела одежду, которая на нем была, — зеленая флисовая кофта, грязные брюки с прожженными костром дырками. С пояса свисали два ножа, другого оружия она не заметила.

Лив встала у стойки, сохраняя дистанцию и высматривая Симона в окно. Мужчина за столом не отрывал от нее взгляда.

— Ты сидишь на папином месте.

— Но ему оно больше не нужно, да? — подмигнул он ей.

Пожалуй, в нем еще можно было угадать мужчину, который спал, положив голову ей на колени. V нее появилось чувство, что время остановилось.

— Я ждала тебя на стоянке. Всю зиму ждала. Но ты так и не пришел.

— Видар велел мне держаться подальше.

— И ты его послушал?

— Он умел убеждать, твой отец.

— Я скучала…

Улыбка сошла с его лица. Он зажал глаза рукой, с губ сорвался стон. Лив стояла у стойки, боясь подойти ближе. Под ногтями у Юхи была въевшаяся черная грязь, но и раньше его руки не отличались чистотой. К его запаху она быстро привыкла, перестала обращать на него внимание. Почти двадцать лет Юха избегал с ней встреч, а теперь сидит за ее