Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последним усилием, как смертельно раненный зверь, альв подтащил себя к единственному укрытию - к той самой будочке, за которой пряталась Даринка. И окончательно замер, ткнувшись окровавленным лицом в такое же неподвижное тело. Его, Мити, тело.
На миг он увидел Даринку, сидящую у него на груди. Ее вскинутая рука впечаталась ему в щеку, его голова безжизненно мотнулась, перекатившись по растекающейся из-под неподвижного альва крови.
- Тебе следовало меня предупредить, - со все больше захлестывающим его безразличием разглядывая собственное тело, обронил он. - Я бы позаботился о правильных друзьях. Подкупил. Или привязал. Заставил, объяснил, что делать ...
Она посмотрела на него своими жуткими глазищами - только ему больше не было страшно. Мертвому ли бояться смерти? Смешно… было бы, если бы он помнил, как это - смеяться.
- С каких это пор смерть дает подсказки как выжить? - она насмешливо приподняла одну бровь, и он вдруг ощутил легкий укол зависти: вот настолько выразительно у него никогда не выходило. Могла бы и научить, а сейчас поздно - учиться могут живые, мертвецам ни что новое не доступно.
Она подождала мгновение, и хмыкнув, снова повернулась к стеклу. Там мелькнуло что-то странное ... Очень странное!
Митя почувствовал, как окутавший его ледяной кокон безразличия вдруг треснул.
Из распахнутого окна мансарды выпрыгнул . . . паук? Огромный, как блюдо, и пушистый, как... как кот! Его многочисленные глаза сверкали, будто драгоценные камни, черные, покрытые волосками лапки непрерывно шевелились, а следом тянулась тонкая белая нить. Паук свалился спиной на дерущихся, отскочил, как мячик, подлетел вверх, упал снова и повис, будто пес, вцепившись внушительными жвалами в руку одного из погромщиков. Сверху из мансарды, один за другим сыпались новые пауки. Разворачиваясь на лету, вылетела еще одна штука белоснежного шелка. На миг ткань словно зависла в воздухе, переливаясь в пронзавших ее насквозь солнечных лучах.
В этот миг тишина разом кончилась, потому что Митя сперва сдавленно пискнул, а потом во всю глотку заорал:
— Это что, это - альвийские пауки? А это - альвийский шелк? Они топчутся на альвийском шелке?
Плавно и замедленно передвигающиеся за стеклом фигуры сперва застыли в неподвижности, а потом сюда, в комнату за стеклом, вдруг хлынули вопли, шум, ругань, гвaлт, и события стремительно сорвались вскачь.
Пауки рванули во все стороны, прыгая по спинам, плечам и головам, цепляясь суставчатыми ногами и впиваясь жвалами во что подвернется.
Яростно сражающиеся противники расцепились и с воплями ужаса дружно заметались по двору, уворачиваясь от сыплющихся со всех сторон укусов. Сапоги и башмаки безжалостно топтали развернувшиеся рулоны ткани, Митя заорал пуще, и всем телом ударился в стекло.
Во двор, неистово подгоняя Митин автоматон, ворвался Ингвар! Даринка выскочила из своего убежища и отчаянно замахала над головой руками, призывая на помощь.
Сверху спикировала рыжая мара. Окутавшись крыльями, припала на одно колено. К груди она прижимала брошенную Митей трость - утренний отцовский подарок!
Даринка нырнула обратно за угол.
Мара выпрямилась и оскалив желтые клыки, рявкнула на погромщика. Тот шарахнулся назад, врезался в паука, получил укус, заорал, сшибая всех встречных крыльями, мара рванула за будочку.
Завидевший ее Ингвар дернул рычаг, и автоматон помчался через двор, отрезая погромщиков от Даринкиного убежища. Прямиком по шелку помчался!
От Митиного вопля разделяющее их стекло выгнулось, как надутый ветром парус и лопнуло.
Острая боль вспыхнула в груди, в затылке и почему-то в языке? Его выгнуло дугой, а вокруг заплясали золотые перуновы молнии. И он еще успел услышать возглас Мораны ... мамы:
— Вот этого я не ждала! - а потом уже затихающее. - Я забыла - я же тебе подарок на день...
И в уши его ворвался совсем другой крик...
Глава 25. Мертвый и живой
- Что же делать? Что делать, что ... - Даринка и сама не замечала, как бормочет, волоча Митю в укрытие. Обмякшее тело было тяжелым, каблуки ботинок скребли по булыжникам и, так и норовили за что-нибудь зацепиться. Собственных рук она не чувствовала, но остановиться даже мысли не было! Еще рывок, она втащила Митю под прикрытие дворовой будочки, сама рухнула рядом на четвереньки, и выглянула из-за угла. Тут же метнулась обратно, одной рукой зажимая себе рот, а другой мелко крестясь:
«Господи-Боже, дева-Мария-жива-Мать, что же это?»
С грохотом рухнули выбитые ворота, и толпа погромщиков с ревом ринулась во двор.
- Бабах-баба-бабах! - загрохотали паро-беллумы из окон, и двор затянуло клубами пара.
- Бей-убивай! - толпа откликнулась совершенно звериным ревом, и в дверь дома принялись бить тяжелым.
Даринка почти свалилась Мите на грудь, ухватила его за лацканы сюртука и отчаянно затрясла:
- Очнись! Очнись, слышишь! Останови это, ты можешь, ты мертвяков упокаивал, и варягов убивал, я видела, ну что же ты лежишь, вставай!
Никогда еще ей не было так страшно. В степи она встречалась с бродячими мертвяками - они были хищные, быстрые, но мертвые, а от того безмозглые, не им тягаться с ведьмой. Под прикрытием морока бежала через захваченный варягами город - но они были грабителями, чужаками, чего и ждать от них. Но этих ... этих людей она знала! Там, на улицах, за ней гнался хлопец - она лечила ему руку, и баба - она выхаживала ее младенца от лихорадки. И лица их были – не лица, морды: хмельные кровью и восторгом. Они улыбались, и страшнее этих пьяных улыбок она ничего в жизни не видала, а еще они узнавали ее! Все они ее узнавали, и ни один не захотел помочь. Все кричали: «Убить ведьму!»
И приходилось бежать и драться, но она хотя бы была не одна: когда все вокруг - враги, даже мерзкий соседский сынок кажется своим. А теперь он лежит и не двигается!
- Да очнись же ты! - Даринка размахнулась и залепила Мите по щеке.
Его голова безжизненно перекатилась, размазывая стекающую из-под волос кровь.
- Митя! - сдавленно всхлипнула Даринка, лихорадочно и бессмысленно дергая его шейный платок. Наконец, пальцы добрались до кожи на шее и зашарили в поисках бьющейся жилки. Пусть хоть слабенько, хоть чуть-чуть.
Грохнуло - выбитая дверь дома завалилась внутрь, и по ней полезли погромщики. Жилки не чувствовалось.
- Вы что же, - прижимая грязную ладонь ко рту,
