А оно, ведомое старшим лейтенантом Качановым, в тот момент, когда Вересаев со своей частью подразделения ворвался в дом, преодолело забор и сразу же оказалось возле длинного глиняного барака и перед двумя вооруженными охранниками, контролировавшими тыловую сторону усадьбы.

Взрыв, прогремевший за домом, отвлек их внимание, и боевики не успели среагировать на внезапное появление бойцов спецназа, в результате чего были мгновенно расстреляны старшим лейтенантом Качановым. Сам офицер ворвался в первую дверь барака, его подчиненные рассыпались по двору, прикрывая командира.

В комнате, где оказался Качанов, он увидел двух молодых таджиков, прикованных цепями к железным кроватям, наглухо вмонтированным в бетонный пол.

Офицер спросил, сняв защитный шлем:

– Кто вы такие?

На что один из узников, сильно коверкая русский язык, ответил:

– Моя и его, – он кивнул на собрата по несчастью, – раб хозяин Мансур. Ми попал сюда за долг. Мою и его заставлять идти через перевал с мешком наркотик. Ми шли, потом пропасть. Чуть не падал, но мешок упал ущелье. Мансур не простил, говорила, пахат на него будишь. Вот и сидим тут, ждать, чито прикажет хозяин.

Старший лейтенант кивнул головой, задал следующий вопрос:

– Кто еще, кроме вас, находится в этом бараке?

– Ай, женщин один, русский! Он не раб, он русский офицер иногда встречат, ми видел, когда открыт дверь.

– Где находится эта женщина?

– Рядом, тут, за стена, соседний комнат.

– Ясно! Ну, посидите пока, скоро вас освободят.

Пленник, который кое-как объяснялся с офицером, спросил:

– А кито будет твоя?

Качанов, усмехнувшись, ответил, подражая узникам:

– Моя – большой русский башлык. Солдат! Моя убивать Мансур и его люди. Твоей понятно?

– Ай, канешна! Убивать хозяин – хорошо! Свобод – хорошо! Русский солдат – хорошо!

– Соображаешь! Ладно, сидите пока.

Старший лейтенант вышел из первой комнаты и вошел во вторую. В более нормально обставленной комнате, в углу широкого, разложенного дивана сидела, сжавшись в комок, красивая русская женщина.

Качанов спросил:

– Если не ошибаюсь, вы – Надежда Соколова?

– Да... да, вы не ошиблись, но... кто вы?

Офицер галантно наклонил голову:

– Разрешите представиться! Старший лейтенант сил специального назначения одной из российских спецслужб Игорь Качанов. Я, собственно, пришел за вами, Надежда Алексеевна.

Женщина никак не могла прийти в себя от внезапности всего происходящего:

– Очень... очень приятно! Но... спецназ? Здесь?

– Как видите! Я понимаю ваше удивление, но такова уж наша работа, появляться там, где нас совсем не ждут.

– Понимаю... а... мой муж? Виталий знает о том, что... хотя... вы пришли освободить меня, арестовав супруга?

– А вот на этот вопрос я, к сожалению, ответить не могу, так как работа по вашему мужу не входит в мою задачу. Но совсем скоро вы все узнаете.

В комнату заглянул один из прапорщиков второго отделения.

– Игорь! Территория вокруг особняка зачищена. Кроме тех двоих, что находились возле барака, да еще пары трупов у вынесенных ворот, никого больше не обнаружено.

– Добро!

Старший лейтенант вызвал Вересаева:

– Командир! На связи «Второй»!

Капитан ответил:

– Как у тебя дела?

– Все хоккей, капитан! Позади дома было две цели, обе поражены, я сейчас мило беседую с Надеждой Алексеевной Соколовой, территория поместья под контролем. У вас в доме как?

– Нормально! Мансур взят, правда, подраненный, решил, мудак, со спецназом тягаться в скорости реакции, вот и получил пулю в руку. Ребята мои сейчас зачищают женскую половину дома. Тебе, Игорек, проверить весь барак и с женой начальника заставы и бойцами отделения выйти к гаражам. Отходить будем на джипах наркобарона.

– Понял! Выполняю!

Отключившись, Качанов повернулся к Соколовой:

– Скажите, Надежда Алексеевна, вам известно, кто или что находится в помещениях барака справа от вашей комнаты?

Женщина, понемногу приходя в себя, объяснила:

– В последнем отсеке были мужчины, трое или четверо, точно не знаю, в предпоследнем что-то вроде склада, оттуда часто мешки какие-то выносили. А вот по соседству комната с недавнего времени держится под особой охраной. Раньше там никого не было, но сейчас кто-то находится за стеной, точно! Я отчетливо слышала плач, но плач не взрослого человека, а скорее молодой женщины или даже подростка. Но я могу и ошибаться.

Качанов кивнул головой:

– Хорошо! Вы пока готовьтесь к отъезду из этого осиного гнезда, а я посмотрю, кто это там за стеной страдает.

– Можно вопрос?

– Да?

– Я увижусь с мужем?

– Конечно! Вот это я могу вам гарантировать! Поторопитесь со сборами, Надежда Алексеевна!

– Да, да, я быстро!

Старший лейтенант вышел во двор, подозвал к себе прапорщика, который докладывал ему об обстановке на территории усадьбы.

– Витя, проверь-ка две крайние левые комнаты барака!

– Есть!

Качанов подошел к третьей двери, закрывающей вход в помещение, откуда Соколова слышала плач. Дверь неплотно прилегала к перекошенной коробке. Офицер внимательно осмотрел щели. Что-то интуитивно подсказывало ему, что не просто так эта комната была изолирована от внешнего мира, в отличие от других. И он увидел то, что подтвердило его догадку. В самом низу, чуть выше порога, Качанов разглядел тонкую проволоку. Он тихо произнес:

– Вот оно что! Растяжка! Стоит открыть дверь, и через считаные секунды взрыв гранаты обвалит глиняную тюрьму. Но кто это такой ценный заточен в комнате, что Мансур прибег к минированию выхода, несмотря на постоянное присутствие здесь охраны?

Подошел прапорщик, проверивший крайние комнаты, доложил:

– В одном из осмотренных мной помещений обнаружены трое таджиков, прикованных к солдатским кроватям. Соседнее помещение – подсобка с запасом продовольствия. Таджики, судя по всему, рабы!

– Ясно!

– А что здесь? – Прапорщик указал на дверь, перед которой стоял старший лейтенант.

Качанов ответил:

– Здесь, Витя, растяжка!

Помощник офицера удивился:

– Вот как?

– Да! Ты освобождай рабов и выводи всех, включая жену Соколова, из барака. Таджики пусть идут куда хотят, супругу пограничника отведи к гаражу.

– А ты, Игорь?