— Редкое согласие, — стер воображаемую слезинку Нифонтов. — В один голос говорят, одно и то же думают. Да вы созданы друг для друга!

— Капец. — Мезенцева уставилась на напарника так, как в годы войны партизаны смотрели на полицаев и старост. — Вот ты гад!

— Саш, и все-таки, — сдерживая смех, сказал Николай. — Пошли с нами, а?

— Зачем? — устало спросил я. — Ну вот я вам там зачем нужен? В лицо этого супостата я не знаю, в колдовстве вообще не разбираюсь. Прок от меня какой?

— Хозяин кладбища, — пояснил Нифонтов. — Ты с ним дружен. Говоря по-деловому — нам нужны твои связи. Если кто и сможет отличить настоящего колдуна от остальной публики, то это он.

Обознатушки-перепрятушки! Смешно, однако!

— Стоп, — потряс головой я. — А вы не знаете, как он выглядит? Да ладно!

— Вот тебе и ладно, — вздохнул оперативник. — Нет, не знаем. Это, кстати, всегда для нас самая большая проблема, когда речь идет о таких, как ты и он. На вас же нет табличек с надписями «колдун», «ведьмак», «ведьма»? Внешне вы люди как люди, ходите, разговариваете, едите, шутите. И пока вы как-то себя не проявите, мы не то чтобы бессильны, но близки к тому. А тут еще накладывается то, что там вся публика чудная. Поди пойми, кто из тринадцати клоунов настоящий колдун. И вот тут, выходит, без тебя не обойтись. Точнее — без твоего знакомца, который этим погостом правит.

Сказать им, что ли, что и Хозяин его определить не смог? Хотя — нет. А ну как Нифонтов с ним без меня беседовать будет и про этот момент упомянет? Не думаю, что Костяной царь будет рад узнать о том, что кто-то (а именно я) рассказал постороннему человеку о его слабости. Ведь неспособность определить колдуна в пределах собственного царства — это именно она, слабость.

И это при том, что повелитель мертвых изрядно тщеславен.

Мне тогда на его подконтрольной территории лет сто лучше не появляться.

— Саш, мы не просим тебя ни о чем, кроме этого, — продолжал тем временем вещать Нифонтов. — Просто помоги понять, кто есть кто — и все. А за нами должок будет. Раньше или позже мы тебе тоже пригодимся.

— И приятельнице твоей спокойнее будет, — добавила Евгения. — Она же небось волнуется. А тут знакомое лицо, все повеселее.

Кто волнуется? Марина, прости господи, Лучезарная? Ну да, конечно. Небось себе места не находит.

— Вот и договорились, — подытожил Нифонтов. — Молчание — оно что? Знак согласия. Я знал, что так и будет.

Очень мне хотелось высказать все, что я по этому поводу думаю. Прямо сильно-сильно. Но не стал я этого делать. Как ни странно, но в одном он был прав. Не стоит плевать в колодец. Жизнь непредсказуема, кто знает, что будет завтра?

Да и потом — я сам точно не могу сказать, как я и к нему, и к его коллегам отношусь. С одной стороны, они постоянно стремятся меня использовать в своих комбинациях, что неприятно. Любому человеку не по нраву, когда его играют «в темную».

С другой стороны — он мне жизнь спас, он меня свел с Хозяином кладбища, познакомил с основами существования в том новом мире, к которому я теперь принадлежу.

И даже негласно опекает.

Да вот хоть бы вспомнить о визите его подруги-ведьмы Людмилы, который та мне нанесла в те дни, когда я в Лозовке жил.

Она появилась дней за пять до моего отъезда, вечером, когда на землю уже опустились сумерки. Я сидел на крыльце, пил чай из самовара и думал о том, что в дом идти совершенно неохота. Опять противный Антипка будет всю ночь на чердаке шебуршиться и спать мне не давать.

Самовар, кстати, у покойного ведьмака был знатный — дореволюционный, здоровенный, с бляхами на серебряном пузе и надписью: «Братья Василий и Александр Баташевы». Наверное, дорогущий. Но продавать я его не стану, он мне самому по душе пришелся. Я такого вкусного чаю, как из него, сроду не пивал. Да и процесс растопки мне нравился, было в нем нечто длительно-медитативное. Я теперь понимаю, почему самовар в старое время «царем стола» величали. По-другому и не назовешь. Так скажу — много мы в городе потеряли, позабыв процедуру чаепития из самовара.

Так вот — сижу я, значит, в труселях на крыльце, дую чай, гоняю комаров, смотрю на первые звезды. Если бы не Антип, то на душе вообще полный покой и гармония были бы.

И тут — крылья хлопают, а через секунду девичий голос спрашивает:

— Хозяин, гостей принимаешь?

Мне первым делом в голову мысль о Маринке пришла. Ну, думаю, и тут достала. Потом прикинул — голос не ее.

Подошел к калитке — мать честная, там та девушка стоит, что с Нифонтовым на вокзале обжималась. Красивая до одури, с толстенной русой косой, перекинутой через плечо, и с глазами голубыми настолько, что небо и то перед ними блекнет.

А я в трусямбах, с недельной щетиной и чашкой в руках. Дико неловко себя почувствовал.

— Без твоего разрешения я сюда войти не могу, — и не подумала смеяться надо мной Людмила, даже глазом не повела. — Так что если пригласишь — попьем чайку, нет — домой отправлюсь.

— Милости просим, — без раздумий ответил ей я. — Заходи. И это… За внешний вид извини. Я не ждал никого.

— Условности, — говорит мне красавица и калитку открывает. — Да и потом — кого тебе тут смущать? Дару, что ли? Так она за тысячу лет и не такое, поди, видала.

Вот так, слово за слово, и потекла беседа. Я, понятное дело, сбегал джинсы натянул и Родьке велел чашку с блюдцем гостье принести.

Кстати, моему мохнатому другу Людмила сильно не понравилась. Нет, чашку он ей вынес, но вот по угощению, которое он к чаю подал, было ясно, что таких гостей ему не надо.

Две маленьких круглых сушки на блюдце об этом говорили более чем красноречиво. Он поставил блюдце перед ней и сразу же улизнул в дом.

— Экономный, — извиняющимся тоном объяснил ведьме я его поведение. — Рачительный, сил нет. Меня тоже голодом морит.

— Просто он слуга ведьмака, а потому наше племя не любит инстинктивно, — понимающе сказала Людмила. — У него на подсознательном уровне вбито, что ведьма только и ждет того момента, когда ведьмак повернется к ней спиной. Пока я не уйду, он с меня глаз не сведет.

И Людмила шаловливо подмигнула, причем не мне.

Повернувшись к дому, я увидел расплющенную о стекло мордочку Родьки. Он буквально прилип к нему и не моргая следил за визитершей. Во втором окне, кстати, тоже имелся соглядатай. Там обосновался суровый Антип.

Мне даже стало приятно — волнуются, паразиты такие.

Хотя зря это все было. Беседа у нас вышла интересная, познавательная. Людмила много чего ведала про эти места, про тех детей Ночи, что тут обитают. Да и про Дару она мне порассказала немало. Зловреднейшая оказалась тетка. Я и до того про это знал, но не подозревал даже, сколько всего она успела натворить за свою долгую жизнь.

Еще она дала мне десяток полезных советов по травяным сборам, в которых, похоже, разбиралась великолепно, повторила слова Лесного хозяина о том, что в местное болото соваться не стоит, и порекомендовала не есть грибы, собранные у дальней дубовой рощи. Правда, не пояснила, отчего этого делать не стоит, хотя явно это знала.