* * *

Аллах любит храбрых! Но не при всех…

Непроверенный хадис

Дворец эмира Багдада поражал двумя особенностями архитектуры: во-первых, филигранным изяществом и богатством отделки, а во-вторых, надёжнейшими фортификационными свойствами. Внешне это напоминало расписанное под хохлому пушечное ядро – так же красиво и фиг чем расковыряешь. Ворота одни, из окованного железом привозного дуба; стены высотой под пять метров, гладкие и белые, как яичная скорлупа, никаких калиточек, форточек, дыр в заборе, а самое главное – везде стоит обученная, надменная в своей грубой массе стража. Как проникнуть внутрь – неизвестно… А самое неприятное, что никто из мятежников ни разу не был в самом дворце. Ну, Ахмед и Ходжа – понятно, а вот внебрачную дочь визиря туда тоже почему-то не пускали. Визирь был человеком пожилым, опытным и в чём-то даже порядочным: от ребёнка не отказался, деньгами помогал, но ввести в аристократические круги… увы, он тоже имел ограниченные возможности. Хотя обычно во всех восточных сказках визирей представляют хитрыми и коварными, эдакими управителями из-за спины султана, эмира или падишаха. Не будем спорить, наверное, почти везде так и было – только не здесь и не сейчас. Отец аль-Дюбины наверняка нашёл бы причину наказать слишком ретивых драчунов из эмирской стражи, но отобрать у властителя Багдада какую-то сводную сестру своей дочери… С его точки зрения – это было глупой затеей. И, глядя на неприступную твердыню дворца, домулло вновь полностью разделил это мнение. Поэтому он ещё раз помянул «голубоглазого шайтана», громко цокнул языком и поторопил лошадей. Арба, гружённая шестью здоровенными кувшинами с маслом, споро пошла вперёд. Маленький ослик, привязанный недоуздком позади, зыркал по сторонам самыми воровскими глазами. Операция под кодовым названием «Ни дна ни покрышки» началась! Мы же с вами обозначим эту историю как: «Сказ о Багдадском воре, храброй девице аль-Дюбине, её возлюбленном Ахмеде, предусмотрительном Ходже Насреддине и похищении рыжеволосой танцовщицы!» Видите, на этот раз мы и домулло упомянуть не забыли…

Но вернёмся к делу. Две крепенькие лошадки, телега, кувшины, масло и прочее были куплены час назад. Учитывая, что всю бухгалтерию компании вёл именно Насреддин, траты были минимальными, но качественными. Метод «троянского коня» предложил Лев Оболенский, остальные дружно проголосовали «за». И вот теперь к узорчатым воротам эмирского дворца, покачиваясь, приближалась добротная крестьянская арба с простоватым возницей в круглой тюбетейке и двумя диверсантами на борту.

– Куда прёшь, репоголовый?!

– На кухню великого эмира, о почтеннейший страж! – елейным голоском пропел Насреддин, мысленно вознося молитву за надёжность приклеенной бороды.

– Я что-то не видел тебя раньше… – Начальник караула попристальней всмотрелся в простодушное до туповатости лицо «честного декханина».

– А я масло привёз! Два кувшина подсолнечного, два гречишного и два кунжутного, – пустился перечислять Ходжа, по ходу дела сдвигая тяжёлые крышки. – Вот! Хорошее, свежее, вку-у-сное! Отведайте, уважаемый!

– Не надо. – Стражник брезгливо отодвинулся от сунутого ему прямо под нос черпака с тёплым маслом. – Проверьте телегу и обыщите этого глупца.

– Во всех кувшинах налито настоящее масло, только кунжутное не в двух, а в трёх, – спустя пару минут доложили охранники. – У возницы ничего нет, кроме засапожного ножа и трёх монеток.

– Поезжай. Свой нож заберёшь на обратном пути.

– А… э… почтен… уваж… благороднейший господин, а как же мои таньга?! – тоскливо взвыл Насреддин, с трудом удерживаясь от того, чтобы не запеть.

– Сказано же, получишь на выходе! С процентами… – хохотнули стражники, делая знак кому-то наверху. Ворота открывались долго и торжественно. – Поторапливайся, чёрная кость!

Ходжа не стал дожидаться повторного приглашения, прикрикнул на лошадок и махнул внутрь. За крепостной стеной оказался довольно обширный двор, мощённый белым кирпичом. Двое рослых нубийцев, с кольцами в носу, в бело-красных одеяниях, жестами показали, как свернуть на эмирскую кухню. Домулло попытался припрячь обоих к разгрузке, но они только угрожающе оскалили зубы и отвернулись. В народе поговаривают, что гарем владыки охраняется такими вот молчаливыми евнухами, не носящими никакого оружия, но голыми руками ломающими шею быку. Успешно делая вид, будто бы он здесь в первый раз (а ведь, по сути, так оно и было), предусмотрительный Насреддин позволил себе объехать весь дворец вокруг, по периметру стены. Пару раз его сурово окликали, он униженно кланялся, тыча черпаком в кувшины с маслом, его вновь направляли на кухню, а он тихохонько делал своё дело. Насчитал около шестнадцати разных дверей, калиточек, чёрных ходов и четыре парадных подъезда в самом дворце. Это давало хорошую возможность ускользнуть, хотя вопрос выхода со двора за стену по-прежнему оставался весьма проблематичным… В целом здание имело два этажа, третий был уже выходом на крышу, где среди фонтанов и пышных оранжерей многочисленные жёны эмира совершали вечерний моцион. Понятия о численности гарема на Востоке всегда являлись предметом сложных этических споров. Одни утверждали, что мусульманину не подобает иметь больше четырёх жён, но охотно допускали разных наложниц, фавориток и даже просто «девочек, приятных глазу». Другие резонно возражали, что чётких указаний по этому щекотливому вопросу Коран не даёт, а значит, правоверный может брать столько жён, сколько в состоянии удержать. Удержать – это, видимо, в смысле – управиться. То есть не ублажать всех сразу в постели, а как-то по-хозяйски управляться со всем этим бабьим царством. Сколько конкретно жён, любовниц и прочих имел великий Селим ибн Гарун аль-Рашид – никто доподлинно не знал. Однако, раз уж верные нукеры периодически доставляли ему ту или иную красавицу, вакантные места всё ещё были…

Когда Ходжу обругали уже в шестой раз, он понял, что продолжать и впредь разыгрывать кретина становится несколько чревато. Поэтому, остановившись у кухонных дверей, привязал лошадок и долго препирался с главным поваром, требуя помощи квалифицированных грузчиков. В самом деле, объёмные кувшины вполне могли вместить взрослого человека и для их снятия с телеги потребовались усилия сразу шестерых невольников. Убедившись, что всё аккуратно составлено под специальный навес во дворе и посторонних наблюдателей поблизости нет, домулло три раза быстро стукнул в бок одного кувшина. Послышалась возня, плеск чего-то жирного, а потом на свет божий высунулась бритая голова заспанного Ахмеда. Похоже, бедного башмачника слегка разморило в тепле и тряске, но он быстро взял себя в руки. Осторожно покинув глиняное убежище, возлюбленный аль-Дюбины с достойной упоминания скоростью поменялся одеждой с домулло. Как и когда отвязался Рабинович, никто не заметил, и правильно. Сам Ходжа скрылся в том же кувшине (это было непросто, мешало упитанное брюшко), а расхрабрившийся башмачник приклеил себе всё ту же косоватую бороду и взялся за вожжи. Благо народу на эмирской кухне было чем заняться, так что процесс смены «возницы» в целом прошёл незамеченным. А если кто, что, каким-то образом и углядел, то особого значения не придал… Муэдзин на вершине ближайшего минарета готовился огласить призыв мусульман к вечерней молитве. Пора бы и поторапливаться домой, ибо в лавке Ахмеда ждала страдающая от побоев, потери сестры и буквально раздираемая от любопытства Ирида аль-Дюбина. Её время вступить в игру ещё не настало, хотя настырная девица уже морально готовила себя к очередному марш-броску. Ей действительно довелось отличиться, но об этом потом…