– А сам-то ты кто?

– Ах, да. Я – Хокконен, предприниматель из Финляндии. Фирма «Голубая вода».

– Как всё запутано. Ладно, папочка, как только к моему счёту, который в данную минуту составляет четырнадцать долларов и пятьдесят центов, прибавится пятьдесят тысяч, я в то же мгновение помчусь к тебе на крыльях дочерней любви.

– Племянница, Сью, чёрт бы тебя побрал, племянница!

– О’кей, племянница.

– И никакого дурацкого багажа.

Сью-Люся чмокнула в трубку и дала отбой.

После школы к Гоге забежал Боря Кроликов.

– Подумал? Согласен? – сказал он с порога.

– Ты только за этим поднимался? Я уже и так заработал.

– Ну ты живо-отное… – негодующе замычал Кролик. – Я ведь сказал, что горит. Человек нужен сегодня вечером.

– Мог бы позвонить.

– Нельзя по телефону.

Гога на минуту задумался. Деньги уплывут так же легко, как приплыли, по большому счёту они ничего не меняют. Работа ему нужна до зарезу.

– А сколько, ты говорил, платить будут?..

– Первый месяц двадцать, потом – тридцать уе за одну смену.

– За одну смену? А это со скольки до скольки?

– С одиннадцати… и как получится. Как обернёшься. У тебя велосипед на ходу?

– Да… Сегодня смажу и накачаю. А деньги как платят – каждый день? Сразу?

– Сразу, сразу. Быстрее соображай.

– Уговорил, рискну. Сколько литров кваса можно купить за двадцать уе?

– Чего?..

– Так, ничего, это я про своё… Рассказывай.

Вечером Гога по условному звонку выбежал из дома. Кролик ждал его у парадной, сидя в машине такси. Молча они доехали до нужного места.

Постояли, подождали несколько минут, когда пробьёт ровно одиннадцать.

Поднялись, встали у двери.

Дверь сама защёлкала и отворилась. Очевидно, их ждали и наблюдали за ними через окно. Они скользнули в тёмную прихожую, и Гога, по подсказке, бесшумно закрыл дверь, придерживая собачку замка. Завтра он должен будет делать всё сам.

Зажёгся свет. Перед ними стояла очень немолодая женщина в цветистом халате. Гога уже знал, что эту женщину зовут «товарищ Крупская», и что произносить это странное прозвище в её присутствии не следует. В зубах у товарища Крупской торчала дымящаяся папироса.

– Здрасьте… – прошептал Гога.

– Этот? – сказала женщина, разглядывая Гогу, словно это был не мальчик, а меховой воротник в комиссионном магазине. Голос у неё был низкий и надтреснутый.

– Этот, этот, – подтвердил Кролик. – Гога зовут, Георгий.

– Нинель, – представилась женщина. – Работать ума хватит? Имей в виду, мёртвые дети у нас не работают. Мёртвые – они в гробах лежат. Понял?

Гога снова сказал «понял», но от того, что он не понял и от волнения у него задрожали коленки.

– Ладно, не дрейфь, – пихнул его локтём Кролик. – Скоро привыкнешь.

Прикурив потухшую папиросу, товарищ Крупская сказала:

– Вон, видишь телефон на той стороне улицы? Набери номер и жди, когда в окне мигнёт свет. После этого заходи. Повтори.

Гога повторил, затвердил номер телефона, рассовал пакеты по специально нашитым карманам, и они с Кроликом вышли на улицу.

– Что это она… про мёртвых говорила? – спросил Гога. – Умер кто-нибудь?

– Тот, который до тебя здесь работал. Его мёртвым в лесу нашли.

– Уб-били?..

– Нет, не убили. Так, грибами отравился.

– Он что же, сырые грибы кушал?..

– А кто его знает. В последнее время совсем соображать перестал. Так что ты тоже – с этим делом поосторожней.

– Что значит – тоже?..

– Головой соображай, вот что значит. Сам всё поймёшь со временем.

Потом они ходили вдвоём по клубам и дискотекам, и Кролик знакомил Гогу с продавцами. Те принимали товар и отдавали вчерашнюю выручку. Потом они вернулись товарищу Крупской, сдали выручку и получили за работу двадцать евро. Десятку Кролик оставил себе, другую торжественно вручил Гоге:

– Вот твоя первая честно заработанная десятка. Завтра пойдёшь один, получишь, соответственно, все двадцать. И это богатство – за пару часов прогулки по красивому ночному городу. На велосипеде ещё быстрей управишься.

Кролик подвёз Гогу на такси, и тот через дворы поплёлся к себе. В кулаке он сжимал первую в жизни заработанную десятку, но радости не чувствовал. Из головы не выходил другой мальчик, который работал курьером до него и которого нашли мёртвым в лесу.

Чтобы унять страх и угрызения совести, Гога дал себе слово хорошо учиться. Но одного слова оказалось мало: на уроках он больше клевал носом, чем слушал объяснения учителя. Вернувшись домой, прилёг на диван и сразу заснул.

Вечером он достал с антресолей велосипед, и отец в два счёта привёл его в порядок.

– Самолёт! – сказал он, хлопнув ладонью по сидению. – А что за работа? Почему так поздно?

– Забрать выручу в торговых палатках и отвезти хозяину.

Так говорить его Кролик научил. Наверное, все так говорили.

– Солидно, – одобрил отец, – не телеграммы разносить. Самый настоящий инкассатор. Смотри, будь осторожен на проезжей части. И с деньгами повнимательнее.

– Хорошо…

Такеши и Куроудо, суперниндзи, посланные Мисимой для слежки за Собакиным, чувствовали себя в Москве, выражаясь помягче, не очень комфортно. Их экзотическая внешность привлекала внимание прохожих, собак и милиционеров. В транспорте к ним под одежду тянулись руки карманных воришек, контролёры требовали штраф за безбилетный проезд. Ночью к ним в номер ломились подвыпившие кавказцы, которые приняли их за одиноких женщин востока.

Невзирая на все эти досадные трудности, ниндзи занимались своим делом. Они видели, что Собакин завёл знакомство с сыном главного инженера предприятия «Московский водопровод», и принялись следить за мальчиком. Вскоре они узнали следующее.

После школы Гога приходил домой и до вечера спал. Потом делал уроки, а около одиннадцати садился на велосипед и катался по городу, заходя в разные увеселительные заведения. До этого он заходил к пожилой даме, которую, как следовало из базы данных, звали Нинель Ильинична Крупенина. В прежнее время она работала в горкоме комсомола, заместителем первого секретаря по идеологии, и ещё тогда получила прозвище «товарищ Крупская». Гога объезжал десяток-другой тусовочных мест – дискотек и клубов – и снова заходил к пожилой даме. Часа в три он возвращался домой и ложился спать. А утром уходил в школу… и всё сначала.