поскольку от такого большого количества семени она становилась слишком скользкой, и там уже ничего не удерживалось. Теоретики просто могли не владеть теми знаниями, которые проститутки передавали друг другу.

Можно было бы ожидать, что самыми распространенными способами избежать беременности были прерванный половой акт или любой другой секс, кроме вагинального. В средневековых текстах можно встретить массу предостережений против греха Онана и прерванного полового акта, которые связывали с бесплодием и напрасной тратой спермы. Однако в таких текстах встречается удивительно мало комментариев насчет орального, анального или мануального секса между мужчиной и женщиной. В некоторых текстах вроде работы Вильгельма Перальда, секс с женщиной «где-либо за пределами места, положенного природой» определяется как содомия, а «Грациан» принял позицию Августина о том, что худшим грехом в сексе будет то, «когда муж желает соединяться с телом своей жены не так, как предопределено природой» (см. Главу 3). В художественных текстах встречаются обороты, которые иногда можно истолковать как отсылки к оральному сексу – например, в рассветной песни Освальда фон Волькенштейна (конец XIV – начало XV века), – но даже такие метафоры, как:

И нежная дева дозволила ему налить в ее устаИванов напиток любви

встречаются сравнительно редко[165].

Однако такие отсылки совсем не так распространены, как можно было бы того ожидать. Вряд ли это связано с тем, что церковные власти или другие авторы считали, что такое поведение допустимо, и вряд ли это связано с тем, что о нем просто не знали. Святой Августин среди всего прочего оправдывал проституцию тем, что если мужчина хотел совершить порочный половой акт, то лучше он сделает это с проституткой – уже павшей женщиной, – а не со своей женой. Однако невагинальный секс очень редко упоминается в связи с проститутками, даже при обсуждении их порочной натуры. Мы вынуждены сделать вывод о том, что средневековые люди просто об этом не говорили или, по крайней мере, не писали; это попало в категорию «неназываемого греха» вместе с гомосексуальной содомией.

Гомосексуальная активность женщин

Наконец, есть еще одна группа женщин, для которых сексуальная активность не предваряла брак: это женщины – как замужние, так и незамужние, – которые вступали в отношения с другими женщинами. Мы мучительно мало знаем о них. Довольно значительное число женщин не выходило замуж – пожалуй, 10–15 % в Северной Европе в период позднего Средневековья, в других областях меньше. Часть из них были монахинями, а некоторые, без сомнения, были бы рады выйти замуж, если бы могли, но не нашли себе мужа; некоторые принадлежали к низшим социальным классам, так что мужчина из того же класса не мог бы содержать семью, и женщине приходилось бы прислуживать в более состоятельном доме или обращаться к другой низкооплачиваемой работе. Многие наверняка выбрали не выходить замуж – либо потому, что их не привлекали мужчины, либо потому, что они хотели сохранить независимость от опеки мужа. К сожалению, источники не говорят нам о том, какие из множества причин стояли за решением той или иной женщины не выходить замуж. Незамужние женщины могли жить вместе, но мы не знаем, были ли они подругами, соседками или любовницами (или всем разом). Важно не применять здесь двойные стандарты в работе с источниками: нам не нужно подтверждение генитального контакта свидетелем, чтобы сказать, что тех или иных мужчину и женщину связывали друг с другом сексуальные отношения, и нам не стоит требовать таких свидетельств и для подтверждения сексуального влечения друг к другу двух женщин. Но даже с учетом вышесказанного, реальных данных у нас ужасно мало. Даже когда у нас есть свидетельства о любви между двумя женщинами – вроде Элизабет Этчингам and Агнессы Оксенбриг, англичанок XV века, которых похоронили друг рядом с другом под одним надгробием, – историки часто их игнорировали.

Отчасти мы располагаем столь скудными данными потому, что бо2льшая часть наших источников о средневековой сексуальности говорит в первую очередь о мужчинах. Поведение женщин важно лишь тогда, когда оно затрагивает мужчин: прелюбодейки лишают мужчин исключительного права на сексуальные отношения с ними, проститутки соблазняют мужчин – и так далее. Женщин могли считать агрессивно похотливыми, но они оставались пассивными в том смысле, что общество считало, что мужчины будут контролировать их и принимать за них решения. Следовательно, любое решение, которое совершила женщина и которое не было связано с мужчинами, выпадало из поля зрения. Возможно, действия женщин попадали под запутанную категорию содомии – а возможно, и нет. Мы не располагаем средневековым понятием, которое можно было бы прямо перевести как «лесбиянка» без значительного числа оговорок. И все же средневековые люди, очевидно, могли себе представить однополые отношения женщин в параллель с мужскими, без использования каких-либо фаллоимитаторов. Есть рисунок из одной из двух дошедших до нас морализованных Библий (1220–1230). В таких работах каждую иллюстрированную сцену из Библии сопровождает вторая, раскрывающая ее моральное содержание. Данная иллюстрация помещена в паре с изображением искушения Евы змеем; в морализации черти подстрекают пару мужчин и пару женщин поцеловаться. Обе пары изображены не в постели, которая была традиционным атрибутом любовных сцен; но позиции пар подразумевают, что они скрываются от чужих глаз.[166] Вместе с комментарием изображения представляют собой искушение и грех, в частности грехи уст. Женщины здесь представлены как любовницы, и это довольно необычно (хотя бывают случаи, когда невозможно понять, кого изображает фигура – мужчину или женщину).

Авторы медицинских текстов мало что говорят о сексе между двумя женщинами. Христиано-арабский врач IX века Юханна Ибн Масвайх считал, что лесбиянство (он использовал арабское слово, этимологически связанное с поглаживанием, которое со временем стало обозначать любовь между женщинами) происходило от того, что мать женщины ела определенную пищу, из-за которой у дочери, которую она выкармливала, на всю жизнь развился зуд. Живший в XIII веке Гульельмо да Саличето писал, что у некоторых женщин на матке возникает вырост, который простирается за пределы влагалища и может использоваться в качестве пениса. В средневековом дискурсе отсутствуют обсуждения увеличенного клитора, которые встречаются в разговоре о женских однополых отношениях XIX века.

Мы встречаем чуть больше свидетельств о наличии любовных отношений между женщинами, нежели о генитальном сексе. Существует любовная поэзия, адресованная от одной женщины к другой, и для современного читателя язык этой поэзии звучит весьма чувственно. Точно так же, как и в случае с любовной поэзией мужчин, обращенной к мужчинам, бо2льшая ее часть создана в монашеском контексте. Разумеется, вполне логично, что у монахинь могли складываться глубокие и страстные отношения друг с другом, но такая возможность редко вызывала беспокойство властей в женских домах. Если инспекция и выявляла нарушение норм в таких домах,