– Это то, чего у тебя нет, – ответила Клара. – Дверной звонок.

– Дверной звонок? – переспросила Рут. – Я думала, звонки – миф, вроде Пегаса.

– И вроде границ, – вставил Габри.

Немного спустя Клара появилась с Мэри Фрейзер и Шоном Делормом.

– Я думаю, кое с кем вы уже знакомы, – сказала Клара.

Они кивнули Гамашу и Жану Ги, потом Клара представила их Рейн-Мари и Рут, которая сказала:

– Они вовсе не похожи на шпионов.

– А ты не похожа на приглашенную гостью, – поставила ее на место Клара. – И тем не менее ты здесь.

– Мы не знали, что принести, – сказала Мэри Фрейзер. – Купили вот это в магазине.

Клара взяла у них бутылку сидра.

– Спасибо, – сказала она, ставя бутылку в холодильник, где уже стоял ряд других таких же бутылок, позвякивающих друг о друга.

– Так чем вы сегодня занимались? – спросил Гамаш, когда они с Рейн-Мари и новоприбывшими вошли в гостиную Клары. – В деревне я вас не видел.

– Ну, мы были тут неподалеку, – сказал Шон Делорм. Потом понизил голос: – Пришлось походить ножками, вы сами знаете, по какому поводу.

– По поводу пушки? – спросила Рут. – Этой здоровенной хреновины в лесу, где убили Лорана?

Вопрос Рут стал как аневризма головного мозга для собравшихся. Все в гостиной замерли, перестали разговаривать, дышать.

– Да, – ответил Делорм. – Именно. Хорошая уточка.

Роза на руках у Рут вытянула шею в сторону агента КСРБ, и он тут же отпрянул.

– Что вам удалось узнать? – спросила Мирна.

Она вернулась на диван и уселась рядом с профессором Розенблаттом.

– Многого мы сказать не имеем права, – ответила Мэри Фрейзер, которой вообще ничего не хотелось говорить.

Она посмотрела испепеляющим взглядом на Розенблатта, который никак не хотел испепеляться. Он сидел с довольным видом, держа стакан с виски, словно кроткий дедушка среди скороспелых детей.

– Можете не волноваться, – заявил Делорм. – У нас все под контролем.

– Не волноваться? – переспросила Рут. – У нас на заднем дворе оказалась какая-то сраная громадина для запуска ракет, и, судя по всему, от Армагеддона нас защищает только некий тип, который боится уток.

Шон Делорм натянуто улыбнулся и чуть поежился. Но Гамашу показалось, что неловкость, которую тот испытывает, вызвана скорее окружающей обстановкой, чем ядовитым замечанием Рут. Делорму было проще общаться с людьми на бумаге, чем при личной встрече. А Мэри Фрейзер, хотя и чувствовала себя свободнее в обществе, явно искала место, где бы спрятаться. Или какое-нибудь досье, чтобы погрузиться в него.

Она непринужденно продефилировала к книжному шкафу и принялась читать надписи на корешках.

Зазвонил телефон, и Клара пошла ответить на звонок.

– Не обращайте внимания на Рут, – сказал Оливье, хватая Делорма и Мэри Фрейзер под руки и направляя их к столику с выпивкой. – Она в одном чихе от психушки.

– А мы уже там! – прокричала Рут.

Как только старая поэтесса произнесла «Армагеддон», Гамаш навострил уши.

Она сказала именно «Армагеддон». Не «катастрофа», не «бедствие», а именно то слово, которое ассоциировалось с пушкой. С гравировкой. С Вавилонской блудницей, спешащей к концу света.

Но о гравировке никому не рассказывали. Случайно ли это, или ей что-то известно? Правда, словечко было из ее лексикона, а конец света она сама приближала как могла.

– Кстати, о психушках, – сказал Бовуар, обращаясь к Рут. – Нет ли у вас дома проигрывателя?

– Это какая-то логическая ошибка?

– Нет. У меня есть запись Лепажа, и я хотел бы ее послушать, но она на виниле.

– Если хочешь, приходи после обеда, – сказала она. – Где-то у меня завалялся проигрыватель.

Более любезного приглашения от Рут не приходилось ждать.

Мирна извинилась и отправилась в кухню узнать, не нужна ли ее помощь, а Арман и Рейн-Мари сели рядом с профессором Розенблаттом.

Гамаш с утра не общался с ним – тогда пожилой физик покинул столик, спасаясь от звенящего в ушах вопроса, заданного Гамашем.

Являлся ли Джеральд Булл создателем суперорудия или он был просто торговцем, а пушку сконструировал кто-то другой? Не имел ли доктор Булл молчаливого партнера, который пережил покушение, потому что Булл приписал себе все заслуги? И получил за это все пули.

Гамаш не особо старался прижать Розенблатта к стенке и продолжить разговор. За годы следовательской работы он узнал, что иногда трудный вопрос лучше оставить в теле оппонента. Пусть беспокоит его, как колючка.

Он подозревал, что профессор Розенблатт избегает его, и Гамаша это устраивало. Пусть вопрос зреет. Пока.

– Профессор, – сказал Гамаш с приветливым кивком, – кажется, вы не знакомы с моей женой Рейн-Мари.

– Мадам, – сказал профессор.

– Мы с женой подумываем, не поступить ли на какие-нибудь курсы в Университете Макгилла. Или в Монреальском, – сказал Гамаш. – Я знаю, что Рейн-Мари горела желанием поговорить с вами об этом.

– Правда? – повернулся к ней Розенблатт.

Рейн-Мари перехватила инициативу и принялась болтать с Розенблаттом о Макгилле, а Арман направился к Жану Ги.

– Занятная компания, – сказал Жан Ги, обводя взглядом собравшихся. – Это была ваша идея – пригласить всех?

– Вовсе нет, – ответил Арман. – Я удивлен не меньше твоего.

– Вот беда, – сказала Клара, которая вернулась в гостиную, поговорив по телефону.

– Что случилось? – спросил Жан Ги.

– Я пригласила Антуанетту и Брайана, но Брайан в Монреале на собрании членов «Геологического обозрения», а Антуанетта только что позвонила и извинилась, что не сможет прийти. Я думаю, она хочет провести тихий вечерок в одиночестве. Сегодня по телевизору «Les Filles de Caleb»[45].

– Да, я знаю, – сказал Арман. – Мы его записываем. Для Рейн-Мари, конечно.

– Конечно, – сказала Клара. – Я его тоже записываю.

Шел повтор старинной квебекской драмы, которая много лет назад покорила страну, а сегодня стала еще бóльшим хитом. Не многие отходили от телевизора по вечерам, когда шла очередная серия.

– Время для Антуанетты настало нелегкое, – заметил Арман. – Ее труппа все еще выражает ей недовольство?

– Не думаю, что они называют себя труппой, – со смехом сказала Клара. – Но ответ – да. Они все еще злятся на нее за то, что она выбрала пьесу Флеминга, а им ничего не сказала. Боюсь, они там попортят друг другу немало крови.