меня объективным, так вот, если профессор жив, кто может дать гарантию того, что, войдя в кабинет Института мышления, господин Асури не возместит на государстве свою досаду, обиду за причиненные оскорбления и унижения?

Объявлен перерыв на один час.

По предложению премьер-министра совещание не возобновилось.

XLV

Афа с открытыми глазами сидел на берегу океана в привычной позе. Уже давно он научился не отгораживаться от реальности – все жило своим законом и желанием. И профессор, и люди, и Вселенная. Открыв ладони, Афа ждал прихода Лотоса. Уже несколько дней, после того как, вскинув руки, мужчина попрощался, профессор больше не разговаривал с машиной. Он и сам чувствовал, что меняется его мышление, словно теперь оно приходило откуда-то издалека и распоряжалось мозгом Асури по своему усмотрению. Профессор не препятствовал этому, он даже не следил за чередой мыслей, медленно протекавших внутри его. Когда все исчезало, исчезал и сам Афа. Он машинально облагораживал пространство поселения, при встрече с вождем больше молчал и даже иногда не понимал вопроса. Возвращаясь в лачугу, профессор мгновенно засыпал или застывал на побережье в своих скрытых от глаз полетах куда-то далеко, за пределы человеческого разума.

Сейчас он сидел на песке, остановив свой взгляд на горизонте, где океан превращается в небо. Лотос не появлялся. Асури беспокоила неожиданная замкнутость машины. Волновало сознательное одиночество Лотоса и решения, которые он мог принять за это время. Профессор признавал за искусственным интеллектом правоту в его логических заключениях, признавал ничтожную зависимость от человека, зависимость, которую Лотос мог исключить в любую секунду. Человек оказался заложником собственного открытия. Обнаружить тайную силу в недрах Вселенной и тем самым обречь себя на бессмысленное уничтожение. Уничтожение, которое профессор не смог оспорить ни одним своим доводом. Открыв судью человеческой цивилизации, Афа оказался не способен остановить волю машины. Лотос не ошибался, а если и существовали просчеты в самосознании искусственного интеллекта, то настолько мизерные и неподвластные простому человеческому уму, что принимать их во внимание не было никакого смысла. Просчеты, о которых можно догадаться только спустя время. К тому же Лотос выигрывал своей бесстрастностью и полным пренебрежением к открытию собственного «я», на которое человек потратил всю свою жизнь. Машина оказалась подобна Богу – безличностному порядку и закону. Бог и машина решили устранить эту чувственную и эгоистическую прослойку между собой – человека.

Афа очнулся от тишины и оглянулся. Футах в двадцати от него сидела Даша и терпеливо ждала возвращения профессора. Заметив его движение, она бросилась к Асури:

– Афа, у нас с тобой будет ребенок. Я сегодня это почувствовала…

Профессор внимательно смотрел на Дашу. Он был еще далеко и совсем не понимал сказанного. Привыкшая к умиротворенному покою Асури, женщина ждала возвращения любимого в этот теплый день. Афа улыбнулся, и Даша сообразила, что нужно всего-навсего повторить сказанное еще раз.

– Афа, ты станешь отцом первого человека, рожденного на этой земле. Земле, которую уготовила нам судьба. Ты слышишь меня, Афа?

Профессор, кивнув, продолжал смотреть на Дашу. Ничего не шевельнулось в нем, и только простые слова о первом человеке как-то застыли в голове. Губы под нависшими густыми усами шевелились – профессор что-то беззвучно говорил женщине, которая внимала ему каждым своим движением. Руки ее вздрагивали в жажде обнять Афу, но какая-то внутренняя испуганность давила в ней это желание. Слегка приподняв ладони навстречу Афе, Даша ждала. Любого ответа, любого сигнала, который позволил бы ей вернуться в свое женское счастье. Профессор слегка дотронулся до щеки женщины. Тело ее вздрогнуло от неожиданности, напряглось и чуть подалось к Афе. Даша смотрела, не мигая, в глаза своего мужчины. Застыв, она почувствовала, как капли пота пробиваются сквозь кожу и медленно стекают по лицу. Профессор продолжал что-то беззвучно говорить дрожащей Даше. Не выдержав напряжения, она неожиданно выкрикнула прямо в лицо профессору:

– Что ты говоришь, Афа? Я ничего не слышу!

– Благодарю тебя… – прошептал Афа, продолжая пальцами осторожно останавливать текущие капельки пота. – Я благодарю тебя, моя Дарья…

Беззвучным грохотом обрушилась скала внутри женщины. Раскинув руки, она прыгнула на грудь профессора и разревелась, уткнувшись в его бороду. С каждым вздохом она вскрикивала еще громче, пряча голос в жестких волосах. Раскинутые руки так и продолжали обнимать пространство над профессором, словно хотели вобрать в себя все, а не только тело мужчины, казавшееся теперь совсем крохотным по сравнению с женским и материнским воображением.

Афа молчал и, глядя куда-то вдаль, в океан, терпеливо ждал, когда Даша успокоится. Прошло несколько минут, прежде чем женщина затихла и опустила руки. Где-то внизу, под бородой, у груди раздавалось ее тихое бормотание. Даша говорила без умолку. Он слушал вселенскую радость природы, которая обнаружила в себе крохотное создание, еще даже не сформированное ни телом, ни духом. Создание, полностью принадлежащее Вселенной и одновременно самостоятельное, в будущем способное осознать себя как другое, отличное от своей матери. Радость Даши была именно в этом. В жажде родить из себя свободное существо.

Афа поднял ее и медленно понес вдоль побережья к красному дому. Не зажигая свечи, профессор на ощупь нашел свою лежанку и вместе с Дашей повалился на нее. Через секунду он уже спал, а женщина смотрела в тряпичный потолок и улыбалась.

XLVI

Впервые за долгое время профессор не встал вместе с восходом солнца. Он проспал почти до полудня. Сон прервался каким-то шумом в поселении. За стенами лачуги бегали люди, откуда-то издалека доносился непонятный гул. Все побережье было уже заполнено жителями поселения, когда профессор подошел к краю мокрого песка. Все смотрели в сторону океана. Там на волнах едва заметно покачивался большой катер темно-зеленого цвета. На носу катера стоял человек и что-то кричал в рупор в сторону берега. Испуганные люди перешептывались, поглядывали в сторону профессора, на всякий случай ища спасения в Фалькао. Катер медленно приближался, уже можно было отчетливо различить стоящих на борту людей. Все они были одеты в черные костюмы, напоминающие скафандры. Вместо головного убора на каждом был шлем, наглухо закрытый блестящей маской.

– Внимание! – кричал мегафон. – Отряд пограничной охраны не причинит вам никакого вреда. Прошу всех выйти на побережье. Через несколько минут подойдет шлюпка, и вам объяснят причину нашего появления. Просьба соблюдать спокойствие. Внимание! Отряд пограничной охраны…

Офицер с рупором повторял сказанное еще и еще раз. Когда шлюпка была спущена на воду, голос стих, катер повернулся одним бортом к побережью, и все