Французский двор также пришелся ей по вкусу: он был куда изысканней английского, женские наряды намного элегантней. Ей бывало даже стыдно за фасон своей одежды, и она решила заказать здесь несколько платьев и увезти с собой в Англию.

Выбрав удобный момент, она поговорила со своим братом с глазу на глаз.

Бедняга Филипп! Он выглядел совершенно больным: желтая кожа, мешки под глазами, ему можно было дать гораздо больше лет, чем на самом деле. Всего четыре года на троне, а вид такой, словно уже собрался вслед за своим братом Людовиком Сварливым в могилу.

– Ты очень худой, Филипп, – сказала Изабелла участливо. – Обращался к лекарям?

Филипп пожал плечами.

– Они убеждены, что я скоро тоже умру. Над нами проклятие, сестрица.

– На твоем месте я бы прогнала таких врачей! Неужели ты склонен уйти из жизни по команде какого-то де Моле?

– Не упоминай имени Гроссмейстера тамплиеров всуе, сестра, – испуганно сказал король. – Никто у нас так не делает. Это приносит несчастье.

Изабелла упрямо покачала головой. Будь она на месте брата, она велела бы возглашать это имя со всех башен! Она показала бы всем, что не боится проклятий отступника, что ее голос звучит уверенней и громче того, который звучал из пламени костра, где горели его грехи.

Но ведь проклятия не относились к ней, слава Богу.

– Карл только и ожидает занять мое место, – жалобно сказал Филипп.

– Это, может быть, и случится когда-то, – утешила его Изабелла. – Но, вернее всего, никогда.

Брат решительно покачал головой.

– Не надо утешений, сестрица. Я-то знаю… Его очередь скоро наступит… Расскажи лучше про Англию.

– Ты еще спрашиваешь! Разве тебе не известно, за какого мужчину я вышла замуж?

– Он по-прежнему гнушается тобой и отдает предпочтение особам мужского пола?

– Почему отец не выдал меня замуж за настоящего мужчину?

– Он выдал тебя за Англию, сестрица. Не забывай этого. Ты королева.

– Королева… Которая не имеет никакого значения… Как я ненавижу этих Диспенсеров, если бы ты знал! Больше, чем Гавестона. Тогда у меня были хоть какие-то надежды, что все изменится.

– Сколько их, Диспенсеров?

– Двое. Отец и сын. Он носится с ними обоими, но его возлюбленный – конечно, сыночек.

– У тебя тоже, сестрица, есть сын. Даже двое. Это что-нибудь да значит.

Она кивнула и сказала почти шепотом:

– Да, брат, это согревает мне душу и дает силы жить. Два чудесных мальчика, и старший точь-в-точь, как его дед. Так считают в народе… Люди часто говорят об этом и, как мне кажется, не без намека, понимаешь?

– Понимаю, что Англия нуждается в новом Эдуарде I.

– И чего ей не надо, – тихо добавила Изабелла, – так это нынешнего Эдуарда II.

– Но он у нее есть, сестра.

– Будем надеяться, ненадолго.

Филипп вздрогнул.

– Что ты хочешь этим сказать, сестра?

– Только то, что недовольство в стране растет. Бароны ненавидят Диспенсеров так же, как я, хотя у этих всесильных лордов они никого не вынимают из постели… – Она нарочно этой горькой шуткой решила немного смягчить впечатление, которое могли произвести на больного и нерешительного брата ее слова. – Дело может вскоре дойти до самого серьезного столкновения, и тогда… тогда я могла бы…

Она увидела, как лицо Филиппа окаменело, и безрадостно подумала: нет, от него мне не получить поддержки, напрасно я питала надежды… Все его мысли сосредоточены на своем здоровье, на том, как лишить силы проклятие тамплиеров.

– Мне кажется, – пробормотал Филипп, – все не так страшно, как ты представляешь. У тебя от него уже трое детей. Не нужно ссориться с ним. Старайся потакать ему.

– Потакать?! Никогда он не дождется этого!

– Но дети…

– Они зачаты в стыде и позоре!

– Не нужно так говорить, сестра. Они твои и его… Или я ошибаюсь?

– Ты не ошибаешься. Это видно по их внешности. Но что мне приходится терпеть…

– Сыновья и дочери королей, – сказал он, – обречены принимать судьбу такой, как есть, не пытаясь изменить ее…

Что толку говорить с Филиппом? Напрасная трата времени… Она рассказала ему еще кое-что об Англии, и они расстались.

Неожиданно для нее нашелся человек из королевской свиты, с которым она сумела откровенно поговорить, о чем хотелось. Это был Адам из Орлетона, епископ. Он первым осмелился заговорить с ней, выразив восхищение силой духа, с которой она переносит сложности своих отношений с королем.

Когда у них состоялся более длительный разговор в Амьене, епископ прямо сказал, что он в ужасе от состояния страны и от стычек между баронами. Он намекнул также, что рост влияния отца и сына Диспенсеров не способствует хорошему отношению подданных к королю.

– Миледи, – сказал он, – повторяется история с Гавестоном.

Он замолчал, не зная, как королева отнесется к подобным откровениям с его стороны, но Изабелла взглядом и кивком головы предложила ему продолжать.

Он сказал, что растут недовольство и подозрения по адресу Ланкастера, и затем добавил:

– Я сам слышал, миледи, разговор о том, что граф вступил в тайное соглашение с Робертом Брюсом, который дал ему денег за то, чтобы тот продолжал действовать против короля. И что…

– Не могу в это поверить, – перебила его Изабелла. – Ланкастер никогда не станет делать ничего во вред Англии. Да и у Брюса вряд ли найдется столько денег, когда ему нечем платить своим солдатам. Куда ему заниматься подкупом.

– Так говорят люди, – повторил епископ, – а, как известно, нет дыма без огня. Возможно, Ланкастер считает, что сумеет добиться мира с Шотландией сам, без помощи короля, своими собственными силами. Во всяком случае, как ни странно, во время нападений шотландцев через границу их нога никогда не ступала на земли Ланкастера.

– Да, это действительно вызывает недоумение, – согласилась Изабелла. – Над этим стоит подумать. Вы говорили с королем?

– Миледи, – ответил епископ, – я посчитал более мудрым обратиться к вам…

Она была приятно поражена. Что бы откровение это могло значить? Неужели люди начинают всерьез отворачиваться от короля и возлагать свои надежды и чаяния на нее? Неужели такое происходит?

– Все это заслуживает внимания, – повторила она.

Встреча в Амьене улучшила ее настроение, вконец испортившееся после беседы с братом Филиппом, когда она поняла, что на поддержку короля Франции рассчитывать не приходится.

* * *