Те, кто знал о комплексе Ямантау, подозревали, что он является частью плана России пережить я дерную войну — неважно, случайную или нет. Похоже, что даже в самых высоких правительственных кругах Соединенных Штатов были твердо уверены, что подземный комплекс должен обеспечить укрытие российскому правительству в случае подобной катастрофы.

Сама по себе эта версия показалась довольно разумной; но если рассматривать ее в контексте гибели туристов на перевале Дятлова, проекта «Сварог», исчезновения людей из экспедиции Константинова и теорий Валерия Уварова… то, все факты уводили совсем в другую сторону.

Они свидетельствовали, что российское правительство чего-то боялось — страшно боялось, но не Америки или любой другой страны на Земле. Последние тридцать лет оно усиленно к чему-то готовилось.

К чему-то, о чем не знал остальной мир.

* * *

Когда через пару часов следователь Комар вернулся, я рассказал ему о том, что прочитал о Белорецке и комплексе Ямантау. Но было видно, что слушает он рассеянно. Тогда я спросил, что случилось.

— Прокурор Глазов распорядился, чтобы я закрыл это дело, — вяло ответил он.

— Что? Закрыть дело? Но почему?

— Это не его собственное решение. Приказ поступил сверху — с очень большого верха. Сам он рвет и мечет, но видно, что руки у него связаны. Он сказал мне, что дело Константинова передали в другое ведомство…

— В ФСБ?

— Возможно, официально туда… Но думаю, мы с вами знаем, кто здесь замешан.

— Проект «Сварог».

— Вот именно.

— А как же ваши люди, которые сейчас в лесу?

— Их отзовут обратно и тут же переведут на другое дело.

— Так, а что Стругацкий?

Комар вздохнул и посмотрел на меня с мучительным выражением на лице:

— Его выпустят из больницы. Все обвинения снимаются. Скоро доктора Плетнера известят об этом.

— Бог ты мой! Стругацкий был прав.

— Прав? В каком отношении?

— Во время одной из наших бесед он сказал, что если ваши люди найдут то, что ищут, уже через час его отсюда выпустят, а после, возможно, с ним произойдет несчастный случай. И что же? Ваши люди так и не нашли то, что искали, и, кажется, не найдут, но Стругацкий уже покидает эти стены.

Следователь кивнул:

— Мы с вами мыслим в одном направлении, доктор. Стругацкий знает больше, чем положено, и, разумеется, видел больше, чем должен был. Лишин, очевидно, сломался во время допроса и все выложил «Сварогу». И уж они-то не позволят Стругацкому разгуливать свободно, будто ничего не произошло.

— А милиция не сможет приставить к нему охрану?

— Вряд ли.

— Но вы же можете пойти к прокурору Глазову и сказать, что Стругацкий в опасности.

— Он захочет узнать почему.

— Ну так скажите ему, ради бога! — закричал я.

— Вы думаете, так он мне и поверит? — сердито возразил Комар. — Да я окажусь в палате на месте Стругацкого, и ваши люди будут вправлять мне мозги.

— Я буду на вашей стороне.

Комар сухо рассмеялся:

— Вы? Да вас уволят за это. А может, что и похуже.

— Но мы не можем так поступить, — упорствовал я. — Мы не можем просто взять и отдать Стругацкого на растерзание волкам.

— Вы думаете, меня такая перспектива радует? У нас просто нет другого выбора!

— Тогда давайте его отпустим. Прямо сейчас! Не будем ждать, когда поступит приказ его освободить. Тогда мы успеем его спрятать в безопасном месте.

— Даже если это ваше «безопасное место» существует, сама больница находится под видеонаблюдением. Как далеко нам удастся убежать?

Конечно же, он был прав: нас арестуют, как только мы переступим порог больницы. Я беспомощно взглянул на следователя.

— Что же нам делать?

Комар молча смотрел на меня. И наконец произнес:

— Я хочу дослушать историю Стругацкого до конца. Хочу знать все подробности того, что произошло в лесу. Хочу знать, почему исчезли Константинов и остальные, — хочу знать все.

— Вы полагаете, у нас есть для этого время?

— Передача расследования из одного ведомства в другое и оформление выписки пациента из клиники — это не дело пяти секунд. Они захотят все сделать официально, а это волокита. Стругацкий успеет все рассказать. А потом…

— Что потом?

Комар вздохнул:

— Потом я решу, что нам делать.

* * *

Стругацкому достаточно было одного взгляда на наши лица, чтобы догадаться:

— Так, так… Вижу, что со времени нашей последней беседы много чего произошло. Рад вас снова видеть.

После того как мы со следователем уселись, я сказал:

— Виктор, эту беседу нужно провести без всяких проволочек, и вы должны рассказать нам обо всем, что произошло дальше на Холат-Сяхыл.

— Почему так?

— Не важно почему, — вмешался Комар, — просто рассказывайте.

— Что-то случилось, ведь так? — спросил Стругацкий.

Я наклонился к нему:

— Виктор, похоже, вас скоро должны выпустить.

Он посмотрел на меня молча, потом прошептал:

— Черт!

— Дело о экспедиции Константинова передается в другие руки, поэтому и наши сеансы тоже прекращаются.

— Эдуард Лишин пропал, — сказал следователь. — Я полагаю, что его забрал «Сварог» сразу после того, как он передал вам документы, после чего его допрашивали — не знаю, с применением каких методов, — но он все им рассказал.

Стругацкий вздохнул:

— Значит, это они были в лесу. Вот кто нас нашел. Не могу обвинять Лишина в том, что он сознался. Кто знает, что они вообще с ним сделали.

Комар и я переглянулись.

— О чем вы говорите, Виктор? — спросил следователь.

Стругацкий сел прямо и тяжело выдохнул:

— Вы хотите знать остальное? Хорошо. Я расскажу.

Алиса считала, что сила, убившая медведя, тем не менее, не была враждебна человеку, раз человечество до сих пор живо. Но Виктор не был так в этом уверен — о чем он и заявил.