— Судари мои, — обратилась она к горожанам и солдатам, заполнявшим площадь, — теперь и речи не может быть о сдаче и договоре. Пришла обещанная нам помощь, и если вы мне не верите, поднимитесь на крепостные стены и посмотрите на море.

Графиня, действительно, все рассчитала правильно. Едва толпа горожан увидела сквозь бойницы и окна английский флот, состоящий более чем из сорока судов, как больших, так и малых, но прекрасно вооруженных, к ней вернулось мужество и она, как всякая толпа, стала обвинять епископа Леонского в трусости, которой недавно сама поддалась. Поэтому епископ, понимая, что дела принимают для него опасный оборот, поспешил вместе со своим племянником мессиром Эрве де Леоном к одним из городских ворот и, тотчас сдавшись мессиру Людовику Испанскому, сообщил тому о помощи, что так кстати подошла к графине. Графиня же, увидев, что корабли вошли в порт, поспешила навстречу тем, кто их привел: в данных трудных обстоятельствах они явились к ней не как союзники, но как спасители.

Покои для английских сеньоров были приготовлены во дворце, а лучников разместили на постой в городе; впрочем, тех и других встретили с одинаковыми радостью и благодарностью. Все старались как можно радушнее принять гостей, а графиня пригласила их назавтра отобедать у нее. Мессир Готье де Мони, столь же учтивый кавалер в обществе дам, сколь и доблестный рыцарь в схватках с врагом, не мог не принять любезного приглашения; графиня же — она была очень кокетлива как женщина и отважна как воительница — принимала за столом английских рыцарей с такой изысканностью, что они сочли это счастливым даром судьбы, которая заставила их переплыть пролив, чтобы прийти на помощь столь прелестной союзнице.

После обеда графиня провела гостей на башню, с высоты которой просматривался весь французский лагерь; осаждавшие продолжали «поливать» город дождем камней, и зрелище это производило тяжкое впечатление. Поэтому графиня не могла его выносить, горестно скорбя о несчастных людях, что так жестоко должны из-за нее страдать. Готье де Мони, поняв, какая боль терзает графиню, и спеша отблагодарить ее за оказанное гостеприимство, обратился к английским и бретонским рыцарям:

— Милорды, не желаете ли вы, подобно мне, уничтожить это проклятое орудие, причиняющее большие неприятности нашей прекрасной хозяйке? Если вы согласны, милорды, скажите слово, и все будет сделано.

— Клянусь Богоматерью Герандской, вы правы, ваша милость! — воскликнул в ответ Ив де Трезегиди. — И я буду с вами в этом первом деле.

— И я, разумеется! — вскричал сир де Ландерно. — И никто да не упрекнет нас, что англичанам пришлось переплывать море, чтобы выполнять нашу работу! Поэтому, принимайтесь за дело, а мы всеми силами вас поддержим.

Английские рыцари тоже с радостью встретили предложение своего командующего и пошли готовиться к вылазке; графиня изъявила желание лично облачить Готье де Мони в доспехи; ее предложение молодой рыцарь принял с великой благодарностью; она надела на него доспехи гораздо быстрее, чем он на то надеялся, ибо графиня была сведуща в воинской науке так же глубоко, как самый благородный паж или самый опытный оруженосец.

Рыцари, приготовившись к вылазке, взяли с собой триста самых метких лучников и велели открыть ворота, ближайшие к осадным орудиям. Как только ворота раскрыли, лучники рассеялись по равнине, ведя стрельбу с привычной меткостью; охрана, не успевшая спастись бегством, полегла у орудий, перебитая длинными стрелами атакующих. За лучниками следовали рыцари: боевыми топорами и тяжелыми мечами они быстро изрубили на куски самое большое и самое грозное из орудий. Другие рыцари обливали обломки смолой и поджигали. Потом лучники и рыцари бросились к баракам и, прежде чем французы успели занять оборону, ворвались в лагерь врага, разбрасывая кругом горящие головни; поэтому очень скоро, в десяти разных местах сразу, запылало пламя и повалил густой дым, и это возвестило горожанам о том, что вылазка удалась на славу.

Английские и бретонские рыцари добились всего, чего хотели. Они в четком порядке начали отход, когда увидели, что прямо на них несется отряд французов, которые, наспех вооружившись, кинулись за ними в погоню, громко крича и вызывая на бой. Тогда английские рыцари пустили в галоп своих боевых коней, а Готье, наоборот, остановился, заявив, что ему будет стыдно слышать, как прекрасная дама станет Приветствовать его, называя нежным другом, если он возвратится в город, не сбросив на землю нескольких наглецов, что за ним гонятся; сказав это, он развернул коня, обнажил меч и двинулся вперед на французов. Увидев это, братья де Ленондаль, мессир Ив де Трезегиди, мессир Галеран де Ландерно и некоторые другие последовали его примеру, и закипела настоящая битва: свежие воины из французской армии Приходили на помощь боевым товарищам, Готье де Мони и его соратники были вынуждены отступить, что они и сделали в полном порядке, оставив позади себя множество убитых и раненых французов, но немало и своих людей. Подойдя ко рвам и наружным укреплениям, английские рыцари повернулись лицом к противнику, чтобы дать время рассеянным по равнине лучникам вернуться в город. Тогда французы решили преследовать английских стрелков, но лучники, оставшиеся в городе, выскочили на крепостные стены и обрушили на нападавших такой град стрел, что те в свой черед были вынуждены отойти на расстояние вне досягаемости стрельбы, оставив на поле сражения превеликое число людей и лошадей. После этого бретонцы и англичане беспрепятственно укрылись за заграждениями, а у подножия ведущей в замок лестницы рыцари встретили графиню: она хотела своими руками снять с каждого шлем и расцеловать всех в благодарность за оказанную ей огромную помощь.

В ту же ночь осаждавшие поняли, что подошедшие к врагам подкрепления не позволят им взять город, и на военном совете решили, что придется снять осаду и идти на соединение с его светлостью Карлом Блуаским; наутро французы ушли, провожаемые криками и насмешками бретонцев и англичан. Подойдя к замку Оре, они рассказали обо всем, что произошло под Реном и почему они сочли нужным срочно снять осаду. Его светлость Карл Блуаский не стал их бранить за отступление и, не нуждаясь во вновь прибывших войсках, послал мессира Людовика Испанского осаждать город Биньян, принадлежащий графине.

Мессир Людовик двинулся в дорогу вместе с кавалькадой рыцарей и в полдень первого дня пути вышел к замку Конке. Это была хорошо защищенная крепость, находившаяся на стороне графа Монфорского, а командовал ею рыцарь из Ломбардии, опытный и отважный воин по имени Мансион. Мессир Людовик не пожелал пройти совсем близко от бретонского гарнизона, не попытавшись взять реванш за поражение под Энбоном. Посему он приказал сделать остановку и готовиться к штурму. Но защитники замка сохраняли хладнокровие и, когда французы подошли к крепостным стенам, так великолепно отбивались, что до наступления ночи противник ничего не мог добиться. Тогда мессир Людовик приказал бить отбой и повелел своим войскам окружить крепость.

Поскольку замок Конке находился всего в нескольких льё от Энбона, Готье де Мони быстро стало известно о том, что происходит под стенами крепости. Молодой рыцарь тотчас собрал своих друзей и спросил их, не считают ли они, что будет благородным делом атаковать мессира Людовика Испанского и заставить его снять осаду. Они сошлись во мнении, что не может быть более славного деяния и оно принесет им великую честь; поэтому в тот же вечер они выступили в поход под водительством своего отважного капитана и шли так быстро, что около девяти часов утра следующего дня увидели крепость. Но они опоздали: накануне вечером замок был взят, а гарнизон перебит. Мессир Людовик направился дальше на Биньян, оставив для защиты захваченной крепости нового коменданта и шесть десятков храбрых воинов. Поэтому цель похода не была достигнута, и английские рыцари заговорили о том, чтобы возвратиться в Энбон; но Готье де Мони заявил, что он пришел сюда издалека не для того, чтобы уйти, не выяснив, какие люди защищают этот замок. Он объехал кругом замка и, заметив пролом, через который мессир Людовик Испанский накануне проник в крепость (новый гарнизон не имел еще времени его заделать), спешился, предложив спутникам поступить так же; оставив лошадей оруженосцам и пажам, англичане, обнажив мечи, пошли к пролому; испанцы тоже выдвинулись вперед, чтобы его оборонять. Но англичан было больше, и они превосходили испанцев мужеством; через час схватки защитники крепости были разбиты и Готье де Мони вошел в замок через тот самый пролом, который проделал Людовик Испанский. Почти весь гарнизон был уничтожен, кроме десяти человек: английские рыцари пощадили их. Потом, поняв, что удержать замок будет трудно, Готье пошел обратно в Энбон, оставив крепость лишь под охраной убитых солдат гарнизона…