Молотов и западные министры иностранных дел обменивались мнениями любезно, тщательно аргументируя свою позицию. Но стало очевидно, что дальнейший прогресс в переговорах о европейской безопасности невозможен, пока нет соглашения о общегерманских выборах.

В этот момент дискуссии Молотов вернулся в Москву, чтобы проконсультироваться с советским руководством. На встрече Президиума 6 ноября он представил резолюцию по «Европейской безопасности и Германии», которая должна была вывести из тупика ситуацию с общегерманскими выборами. Фактически эта резолюция предлагала вернуться к более ранней советской позиции по немецкому вопросу: выборы и объединенная Германия при условии сохранения ее нейтралитета. Важно отметить, что в документе уточнялось: ГДР и ФРГ обсудят и подготовят выборы в наикратчайшее время. Этот решительный настрой на выборы сопровождался всевозможными ограничениями – например, в отношении защиты «демократических и социальных реформ и свобод» немецкого народа, – но самое главное: он открывал путь для дальнейших переговоров с Западом. Текст делал вывод: чтобы поскорее провести максимально свободные выборы, все иностранные войска (за исключением нескольких небольших подразделений) надо вывести из Германии в течение трех месяцев. Для советского руководства это было чересчур, и оно не приняло проект Молотова, решив вернуться к действующим директивам для советской делегации в Женеве93. Как видно из протокола дискуссии в Президиуме 6 ноября, Хрущев возражал на предложение Молотова так: «Конференция идет нормальным ходом. Делегация сделала все. То, что предлагают, брать не стоит. Много скрытых опасностей. Даллес маневрирует. Возможно, им нужен вывод войск. Немцы будут дезориентированы, если мы уйдем ни с чем. Не страшно, мы можем подождать еще год».

Молотов ответил: «Это предложение растет из того, что немцам кажется, будто [Запад] поддерживает выборы, а мы нет. Тактически мы не должны ставить себя в менее выгодное положение. Мы требуем от них отказа от Парижских соглашений».

Но Хрущева поддержало остальное советское руководство, и в конце дискуссии он высказался снова: «Начнут кричать, что победила позиция силы. Немцы из ГДР скажут: «Вы нас предали». Нам нельзя рисковать. Двадцать миллионов немцев верят в нас. В центре Европы. Надо выработать новую тактику. Необходимо проявить терпение и упорство. Никаких изменений в позиции».

Президиум вернулся к обсуждению на следующий день, и Хрущев сказал: «Год назад мы поднимали вопрос о выборах. Тогда они отказались. Сегодня позиция изменилась. Теперь они хотят говорить о выборах с позиции силы. Необходимо противостоять им при помощи наших аргументов. Вы [Молотов] скажете: «Если ФРГ уйдет из НАТО»; не впутывайтесь в эту дискуссию. Лучше перенаправьте этот вопрос немцам. Вопрос о европейской безопасности – общий вопрос, и его нельзя решить между двумя Германиями. Мы хотим сохранить систему, сложившуюся в ГДР, – вот что надо сказать»94.

С Хрущевым согласились и другие члены Президиума, и вопрос о дальнейших переговорах по поводу общегерманских выборов был закрыт. Молотов вернулся в Берлин и, в соответствии с инструкциями, 8 ноября произнес речь, где сообщил, что в обозримом будущем никаких общих выборов не состоится, а также фактически запретил Восточной Германии стремиться к воссоединению страны: «Механическое объединение двух частей Германии при посредстве так называемых свободных выборов… может привести к попранию жизненных интересов трудящихся Германской Демократической Республики… Естественно, нельзя согласиться на то, чтобы у трудящихся Германской Демократической Республики забрали фабрики и заводы, земли и полезные ископаемые»95.

Гарольд Макмиллан написал в мемуарах, что на Женевской конференции министров иностранных дел он «не мог избавиться от ощущения, что внутри советского руководства назревал какой-то конфликт мнений и целей. Казалось, Молотов впервые не знал, какой линии следовать. Лишь вернувшись после поездки в Москву, он начал фонтанировать бескомпромиссной и яростной критикой»96. Другим свидетелем происходящего стал Олег Трояновский, младший участник московской делегации в Женеву. Он вспоминал: «Молотов и Громыко отправились к Хрущеву, который в это время отдыхал в Крыму. Взяли с собой они и меня, почему я так и не понял. По дороге из их разговоров я узнал, что они везут на согласование какие-то важные предложения, принятие которых может привести к успеху конференции. Однако после разговора с Хрущевым оба вышли от него понурые и злые. Конференция министров [иностранных дел] в итоге оказалась… бесплодной»97. В это же время Даллес точно оценил масштабы изменений в советской позиции: «Вчера господин Молотов, только что вернувшийся из Москвы, сделал заявление от имени Советского Союза. Выводы из него следовали настолько мрачные, что я спросил: нельзя ли отложить нашу встречу до следующего дня, чтобы я мог обстоятельно обдумать его слова… Советский Союз в самой категоричной манере заявляет, что безопасность в Европе будет наилучшим образом обеспечена, если Германия останется разделенной, по крайней мере до тех пор, пока она не окажется в условиях, которые позволят советизировать ее всю… Я бы покривил душой, если бы промолчал, что по мнению Соединенных Штатов, то, что произошло здесь, существенно поколебало то доверие, что родилось на встрече на высшем уровне в Женеве»98.

Из-за отсутствия перспектив в вопросе об общегерманских выборах западный проект о европейском пакте о безопасности стал неактуальным, и конференция закрылась с нулевым результатом. Выпущенное в ее конце краткое коммюнике отмечало, что прошла «открытая и содержательная дискуссия» и четыре министра иностранных дел согласились, что они порекомендуют своим правительствам в будущем осуществлять обсуждения по дипломатическим каналам. Советский МИД изложил свою оценку конференции в проекте телеграммы, адресованной остальным социалистическим государствам. Там говорилось: встреча показала, что западные страны заинтересованы не в коллективной безопасности, а только в «ликвидации ГДР, перевооружении всей Германии и включение объединенной Германии в западный военный блок»99.

Официальный советский вердикт конференции озвучил Хрущев, выступая в конце декабря перед Верховным Советом: «Самый острый вопрос на сегодня – вопрос европейской безопасности. Урегулирование других международных вопросов зависит от резолюции по данному вопросу. Но, как вы знаете, наши партнеры по переговорам – США, Англия и Франция – возражают против решения германского вопроса. Они считают: для того чтобы Западная Германия объединилась с ГДР, социальные достижения ГДР надо ликвидировать, страну вооружить до зубов и присоединить Германию к НАТО. В таких условиях они не станут возражать против подписания соглашения по европейской безопасности, пусть даже в таком случае защиты европейской безопасности не будет, а вырастет угроза вспышки новой войны в Европе с печальными последствиями для ее народов»100.

Как убеждал Хрущев, Запад во время переговоров хотел не просто укрепить НАТО, а заставить СССР вместе со всем социалистическим лагерем капитулировать и принять его условия. «Тоже мне безопасность!» – съязвил Хрущев. И повторил аргумент, который приводил на ноябрьской встрече Президиума: тот факт, что воссоединение Германии в нынешних обстоятельствах невозможно, не должен мешать соглашению о европейской безопасности, поскольку эти вопросы друг с другом не связаны. В этом отношении он положительно отозвался о комментариях по проблеме безопасности, которые сделали Иден и Фор на Женевском саммите, и заявил, что эти утверждения составляют основу для переговоров. Впрочем, на той конференции как раз и разорвали связь между германским вопросом и коллективной безопасностью. Хрущев ничего не сказал о том, как можно было бы преодолеть эту разницу между позициями СССР и Запада.