— Вы с Валентином знакомы? — посмотрела я в лицо абриссца.

— Когда ты называла фамилию Озеров, я не даже не догадывался, кто имелся в виду, — кривовато усмехнулся тот, но немедленно улыбнулся, стараясь стереть неприятное впечатление:

— Тебе интересно, где мы познакомились?

— Очень даже.

— Во время визита пару лет назад, когда обсуждалось примирение.

— Валентин участвовал? Он ведь ненавидит… — осекшись, я торопливо огляделась, не слушает ли кто-то, и все равно проглотила окончание фразы.

— На сто процентов, — отозвался Кайден, открывая передо мной дверь таверны.

Мы вышли на омытую осенним дождем Судную площадь.

Когда я толкнула калитку и вошла в наш старый, залитый вечерними сумерками сад, то невольно глянула на окна второго этажа. Конечно, они были темны, Кайден предупреждал, что подаст в отставку и съедет, чтобы не привлекать лишнего внимания, но отчего-то старая махина с деревянной мансардой и с лестницей, заваленной опавшими листьями, вдруг показалась обездоленной.

Под дверью разметенные ветром валялись письма. Быстро собрав пачку, я вошла в дом и, бросив на пол почти пустой дорожный саквояж, где лежали только сувениры для Крис, перебрала послания. В основном письма адресовались отцу, но на одном из плотных сероватых конвертах стояло мое имя. Отправителем оказался Оливер Вудс. Не веря, даже сургучную печать с хвостиками вощеной нити проверила — ошибки не было, послание действительно отправил профессор и, судя по тому, что оно прибыло даже раньше меня, он не поскупился на ускоренную доставку.

Отложив остальную почту, я открыла конверт и с удивлением внутри обнаружила плотную прямоугольную карточку, какие обычно использовали для печати портретных гравюр. Тонкими чернильными линиями на ней была нарисована изящная руна. Та самая, чтобы вытатуирована на спине у Кайдена. Под рисунком стояла подпись на языке параллельного мира «Сердце Абриса». Чувствуя, как меняюсь в лице, я перевернула карточку. В центре была коротенькая надпись без каких-либо комментариев:

«Абрис — земля обетованная», Э.Вудс, стр.168

Похоже, здравник советовал мне поискать упоминания о самой древней руне в сочинения первого переселенца Эррона Вудса, хранившихся в университетской библиотеке!

Выглядело так, будто до тайны было добраться очень просто, стоило всего лишь протянуть руку, но иногда оказывалось, что даже самое короткое расстояние под гнетом обстоятельств растягивалось до размера пропасти!

Едва я возникла в читальном зале на следующее утро, как похожий на сморчок смотритель ткнул мне в лицо увольнительной грамотой, завизированной самим ректором.

— За что? — охнула я, буквально чувствуя, как из рук уплывает долгожданная разгадка.

— Вы пропустили три рабочих дня без серьезной на то причины, — прошамкал он, строго поглядывая над узенькими лекторскими очками с одним треснувшим посередке стеклышком.

— Господин смотритель, вы слышали что-нибудь об омнибусе, на который на этой седмице напали грабители? — осторожно уточнила я.

— Полагаете, я газетных листов не читаю? — возмутился вредный старик.

— Конечно, читаете! — замахала я руками. — Но разве вам не передали, что я тоже была в числе пострадавших? Где еще серьезнее найти причину пропуска?

— Так, выходит, вы в начале рабочей недели запрыгнули в карету и сбежали в столицу, не потрудившись взять отгул? — с победоносным видом уточнил смотритель.

С такой точки зрения вопрос я, конечно, не рассматривала, пришлось согласиться со вздохом:

— Выходит, что так.

— Тогда держите грамоту. — Он всучил мне свиток. — Расчет получите в конце месяца.

Старик уселся на привычное место за библиотечной стойкой.

— Идите, идите! — помахал он рукой, точно отгонял надоедливую муху. — Разговор окончен.

Совершенно сбитая с толку я действительно развернулась и сделала несколько шагов по проходу между пустующими столами, но резко развернулась.

— Послушайте, господин смотритель, но ведь читальный билет мне не аннулировали? — пришлось проигнорировать злобный прищур старика, обычно по утрам находившегося в препаршивейшем настроении. — Мне нужны сочинения Эррона Вудса. «Абрис — земля обетованная». Она стоит в хранилище, на верхней полке…

— Светлые духи, барышня, я получше вашего знаю свое хранилище! Вы здесь даже не служите!

— В этом хранилище я провела время больше, чем в читальном зале, пока тут у вас на побегушках служила!

Ненавижу, когда умаляют заслуги других. За тот месяц, что я работала стажером, редкий библиотекарь спускался в подвал! Оставляли книжки на тележках, надеясь, что поутру разберет новенькая, чтобы старикан полдня не ворчал за коллективную лень.

— Увы, барышня, — вздохнул сморчок, — книгу так и не вернули.

— Как не вернули?

— Потише! Вы своей, позвольте, громогласностью мешаете добропорядочным читателям!

— Каким?! — рявкнула я, обводя почти пустой по раннему часу гулкий зал рукой. Единственный посетитель, первокурсник в красной мантии алхимического факультета, заснувший за столом, вздрогнул и резко поднял голову. Проверив, что дрыхнет в читальном зале, а не перед преподавателем, он закатил глаза и снова тюкнулся лбом в раскрытый учебник.

— Как я могу называть имя читателя, если вы здесь даже не служите? — отбрил меня смотритель.

— Вы разжаловали меня только сегодня утром, — в сердцах возмутилась я. — Еще вчера я числилась здесь стажером.

— Ну, так и приходили бы вчера, — вздохнул старик, поднялся со скрипучего стула и, держась за поясницу, оставил меня наедине с пустым залом, беситься, сколько душеньке влезет. Влезало в меня много, если честно.

Как только сухенькая фигура в черной бархатной мантии скрылась за стеллажами, я зашла за стойку и быстро перебрала карточки посетителей, стоявшие в ящике с пометкой «Должники». Оказалось, что книгу абрисского переселенца не вернул Тимофей Доходяга.

— Что еще за Тимофей? — нахмурилась я, и мгновенно перед мысленным взором появился образ зализанного помощника ректора, посылавшего мне улыбку маньяка. — Ах, просто Тима!

В тишине зашаркали старческие ноги. Быстро запихнув карточку в карман, я поправила на плече матерчатую торбу с учебниками и вышла из-за стойки.

— Вы чего еще здесь? — проворчал смотритель. — Назад все равно не возьму.

— И не надо, — буркнула я себе под нос и торопливой походкой направилась к высоким дубовым дверям читального зала.

Тимофея мне удалось отыскать только к последней лекции. Он выскользнул из дверей ректората, предварительно проверив, много ли народу в людном коридоре. Я даже головой покачала, когда бедняга бочком влился в поток, и пока он не скрылся за разноцветными мантиями, позвала: