— А сэр Стэнли?

— Отец любил его как друга, но считал легкомысленным. Сэр Стэнли любил читать романы и поэзию, обожал театр и оперу, даже написал несколько пьес, хотя, должен сказать, они были так себе.

— Судя по всему, он был душкой. — Изабель широко улыбнулась.

Уинтер заморгал, руки замерли у нее в волосах. Он как-то никогда раньше не думал об этом.

— Да, пожалуй. В любом случае он был почти полной противоположностью отцу, и мальчишкой я восхищался им.

Он ощутил знакомое чувство вины. Отец был таким, каким должен быть хороший человек: благочестивым, трудолюбивым, щедрым. В противоположность ему сэр Стэнли был вычурным, полным экстравагантных идей, не очень практичным — и странно привлекательным для подростка.

— Такой человек просто не мог не притягивать, — мягко заметила Изабель.

Он взглянул ей в лицо. Неужели она распознала в нем чувство вины? Он покачал головой, возвращаясь к своей истории.

— В молодости сэр Стэнли был ловким дельцом. Он сколотил состояние, вкладывая деньги в акции Ост-Индской компании. Позже он вроде был владельцем театра. Как бы то ни было, когда мне исполнилось семнадцать, я уже помогал, отцу в приюте…

Она вдруг приподнялась.

— Ты начал таким юным?

Ему удалось освободить одну прядь. Он намотал ее на палец, наблюдая за Изабель.

— Да. А что? Многие в таком возрасте уже имеют какое-нибудь ремесло.

Она сдвинула свои идеальные брови.

— Конечно, но… — Она задумчиво покачала головой. — Это было твое решение — стать директором приюта?

— Ты хочешь спросить, не было ли у меня когда-либо мысли оставить приют и детей…

— Уинтер, — пожурила она.

Он мягко вытащил еще одну прядь.

— Никем другим я стать не мог.

Это явно не убедило ее. Он отыскал еще одну шпильку и вытащил.

— Если тебе станет легче, я люблю свою работу и всегда любил.

— А если бы не любил?

— Все равно бы делал, — тихо ответил он. — Кто-то же должен.

Она вновь легла ему на грудь.

— Но в том-то и дело. Почему это всегда должен быть ты?

— А почему нет? — Еще одна прядь упала ей на плечи, и он взял ее в руку и поднес к губам. Ее волосы пахли фиалками. — Будешь и дальше спорить или хочешь послушать, как я стал Призраком Сент-Джайлса?

Она прелестно сморщила носик, и в груди его вспыхнула чистейшая, чудеснейшая искорка счастья.

— Призрак.

Он кивнул.

— Когда я проработал в приюте уже месяца три или четыре, произошел один… случай.

Он сосредоточился на выпутывании шпильки из волос на затылке, сознавая, что увиливает от рассказа. Она терпеливо ждала, не шевелилась и ничего не говорила, и наконец он встретился с ней глазами.

Уинтер сглотнул.

— Меня послали забрать ребенка, который после смерти отца остался сиротой. Когда я пришел туда, где они с отцом жили, какой-то сутенер продавал его с аукциона.

Он услышал, как Изабель охнула.

— О Боже!

Действительно, «о Боже!». Он вспомнил тесную комнатенку с дюжиной взрослых и насмерть перепуганного маленького мальчика. Он был рыжим, его волосы сияли, как маяк, посреди всего этого кошмара.

— Что произошло? — спросила она, своим низким гортанным голосом выманивая из ужасных воспоминаний.

— Я попытался остановить аукцион, — осторожно проговорил он, сосредоточившись на ощущении ее шелковистых волос в своих пальцах. Мясистые кулаки. Обжигающая боль от сломанных ребер. Залитое слезами лицо мальчика, которого уводят прочь. — Мне не удалось спасти ребенка.

— Ох, Уинтер, — прошептала она и вдруг стала целовать его, взяв лицо в свои мягкие ладони. — Мне так жаль. Так жаль. Так жаль! — Каждое ее слово сопровождалось поцелуем — в лицо, шею, губы.

Он обхватил ее голову, чтобы поцеловать как следует, глубоко и откровенно. Старая боль смешалась и слилась с нынешней нежностью и, наконец, сгладилась. Немного.

Он неохотно оторвался и погладил Изабель по щеке большим пальцем.

— Спасибо.

Вид у нее был рассерженный.

— Ты вообще не должен был сталкиваться с подобным в совсем юном возрасте.

— А как же тот маленький мальчик? — тихо спросил он.

Она рассердилась еще больше.

— И он тоже.

Улыбка его была печальной. Знает ли она, что в Сент-Джайлсе такое происходит сплошь и рядом?

— Как бы там ни было, сэр Стэнли узнал об этом деле, когда в следующий раз пришел навестить отца. Он отвел меня в сторону и спросил, не хочу ли я научиться благородно защищаться. Я ответил согласием.

Сэру Стэнли в то время было около шестидесяти, и Уинтер вспомнил, что его широкое красное лицо, обычно веселое и улыбчивое, было очень серьезно.

Он вытащил последнюю шпильку и пропустил густые пряди сквозь пальцы, расчесывая и разделяя их.

— Сэр Стэнли приглашал меня к себе домой и весь следующий год учил не только драться на шпагах, но и различным акробатическим трюкам. Он научился всему этому в театре и был строгим наставником.

— А твой отец разве не возражал?

— Он не знал, чем мы занимались. — Уинтер пожал плечами. — Отец был занят своей пивоварней и приютом. Думаю, он был рад, что сэр Стэнли проявил ко мне интерес. Да и тот, наверное, тоже не всегда говорил правду о том, что я делаю в его доме.

Она вскинула бровь.

— Искажал правду? Уинтер Мейкпис, ты лгал своему святому отцу?

Он почувствовал, как запылало лицо.

— Это грешно, я знаю.

Она улыбнулась и быстро чмокнула его в нос.

— Думаю, грешным ты мне нравишься больше.

— Правда? — Он заглянул ей в глаза. — И все же я постоянно пытаюсь держать греховную, дурную часть себя в узде.

— Почему?

— А ты хотела бы, чтобы я бегал по улицам как обезумевший зверь?

— Нет. — Она наморщила лоб и склонила голову набок, изучая его. — Но не думаю, что такая опасность существует. Разве в каждом из нас не сидит частичка черта?

Он нахмурился.

— Возможно. Но моя греховность черна и глубока.

Ее блестящие волосы восхитительно рассыпались по плечам.

— Черная бездна, о которой ты говорил?

— Да. — Он поморщился. — Наверное. Ты как-то спросила, почему моих сестер Сент-Джайлс не затронул так, как меня. Думаю, во мне есть что-то такое, что впитывает зло Сент-Джайлса. Иногда, когда я вижу, что кого-то обижают или бьют ребенка, меня охватывает желание… убить.