Луч света прорезал пыльный мрак.

– Куда? – спросил Есенин. Фонарик в его руке ощупывал двери.

– Здесь, – влажно дохнул в затылок Заколову Бек, когда луч света уперся в железную дверь.

Есенин склонился над личинкой сувальдного замка.

– Сигналку выруби, – шепнул он.

Бек припер Тихона к стенке и перекусил какой-то провод.

– Все в ажуре, – доложил он.

– И у меня. – Есенин мягко хрустнул отмычкой в замке и потянул тяжелую дверь. – Думают, если загородились толстым железом, никто не залезет, – усмехнулся вор, ступая внутрь кабинета.

Все трое оказались в комнатушке без окон, основной достопримечательностью которой являлся массивный сейф.

– Здравствуй, Клава, – Есенин с любовью разглядывал железную громадину. – Эту бабенку я возьму.

– Почему, Клава? – просипел Бек.

– Она толстая, но бесхитростная, как деревенская баба в пяти юбках, – пояснил Есенин. – Мой учитель все сейфы называл женскими именами. К каждой модели особый подход нужен. Одних можно взять напором, других – нежным обхождением. К примеру, есть хитренький сейфик – Анжела. У нее такие мудреные застежечки и крючочки, пока до сладкого места дойдешь, семь потов сойдет. А повредишь хоть одну шпильку, зажмется и не раздвинется. Только автогеном. Но то удел насильников, а я – поэт! Я беру лаской.

Из зала по обслуживанию населения послышался четкий звук открываемой двери.

– Мент проснулся, – зашипел Есенин и выключил фонарик.

– Черт, не тот провод перекусил, – ругнулся Бек и устремился в коридор. В его руке Заколов успел заметить блеск вороненой стали пистолета.

Тихон тоже устремился к выходу. Хотелось бежать куда глаза глядят.

– Сидеть! – жестко одернул Есенин. – Замри!

Чего тут таиться? Вон с каким грохотом мчится Бек – пол трясется. Сейчас грянет выстрел, и вся милиция города будет здесь! Соучастие в ограблении и убийстве. Все! Остаток жизни придется провести в тюрьме. Такие мысли успели промелькнуть в голове у объятого страхом Заколова.

Топот ног сменился звуком удара, падением тел и громким сопением. Затем все стихло. Есенин отпустил Заколова и включил фонарик.

В коридоре послышались шаги. Кто-то приближался к комнате, где затаились Заколов и Есенин. Темная фигура появилась в проеме приоткрытой двери. Есенин полоснул лучом света на уровне глаз.

– Есенин! – Большая ладонь загородила лицо. В проеме стоял Бек.

– Фу-у! – Есенин опустил фонарик и перевел дух. – Что с ментом?

– Жив пока. Я его скрутил и в рот запихнул китель.

– Смываемся?

– На площади тихо. Быстрее раздевай свою Клаву.

Есенин сунул Заколову в руку фонарь и приказал:

– Свети!

В руках вора замелькали хитроумные отмычки. Он стоял на коленях перед «Клавой», и через щель замка «уговаривал» ее раскрыться. Заколов подсвечивал сверху и наблюдал за ловкими движениями Есенина. После теоретических объяснений, он понимал смысл каждого движения медвежатника и удивлялся его ловкости.

Через несколько минут Есенин отпрянул от сейфа и протер испарину.

– Клавка, я употел с тобой! Ты у меня первая за пять лет. Не подведи, дай почувствовать себя мужиком, – ласково шепнул Есенин.

Его рука в тонкой перчатке легла на стальную рукоять двери. Бек, все время стоявший сзади, перестал дышать. Есенин повернул ручку, внутри покорно скользнули по металлу многочисленные штыри. Было слышно, как они юркнули в стальные норки.

Есенин потянул рукоять. Дверь сдвинулась и показала свою угрожающую толщину. «Клава» отдалась победителю.

Рука Заколова с фонариком застыла в прежнем положении, но луч света теперь выхватывал горку аккуратных банковских пачек на полке сейфа.

– Ух ты! – присвистнул Есенин. – Хорошая добыча.

– Быстро в рюкзаки! – деловито скомандовал Бек.

Крупные руки Бека сгребали кирпичики купюр, запаянных в целлофан, и сваливали в разинутую пасть рюкзака. Есенин старался укладывать пачки аккуратно, рассматривал цифры на них и убедительно нашептывал: «Ради этого стоило рискнуть».

Бек метнул очередные пачки в разбухший рюкзак и угрюмо покосился на Заколова:

– А ты чего стоишь? Давай работай.

Тихон снял рюкзак и подошел к сейфу. Рюкзаки заполнились, но деньги на полках еще оставались. Есенин показал на маленькую внутреннюю дверцу в сейфе:

– Трусы снимать с Клавки будем? Но там часто одни бумаги, не то что у настоящих баб. А один раз я под такими трусами нашел только бутылку коньяка и стакан. Бек, нам этого хватит?

Есенин пихнул ногой наполненные рюкзаки. Бек не ответил. Странным образом его не было ни видно, ни слышно.

Заколов повернул голову. Висок уперся в широкий ствол пистолета. Глушитель – успел понять Тихон.

– Нам хватит. Тем более на двоих, – спокойно произнес Бек.

Щелчок взведенного курка толкнулся холодом стального дула и прозвучал для Заколова как разряд молнии.

Руслан Колубаев стряхнул дремоту, тяжко встал из-за стола и подошел к окну. Рука повернула погнутый шпингалет, узкая форточка распахнулась. Свежий ночной воздух ворвался в кабинет и разбередил густую затхлость прокуренного помещения. Эксперт Гурский невозмутимо похрапывал, лежа на стульях. Сержант Федорчук вздрогнул от звука открывшейся форточки и приподнял со стола сонную голову.

– Что случилось, товарищ следователь? – спросил он.

– Пока ничего, – с явным сожалением вздохнул Колубаев. – Ни-че-го…

Он окинул взглядом ночную площадь. Город спал, пустые окна административных зданий, как растопыренные глаза с закатившимися зрачками, сонно пялились на пустую улицу. Праздники отгудели, завтра на работу, и даже буйные головушки пьяниц, колобродивших три дня, обрели долгожданный покой. Площадь выглядела такой же, как и час назад, когда все вместе курили на пороге, обсуждая нерадивого мотоциклиста. Только стало еще тише и темнее. Но что-то все же насторожило Руслана. Что-то неуловимо изменилось в облике площади.

– Интересно, – вымолвил он и пригляделся.

Яркая желтая лампа на стене сберкассы!

Зарешеченный неуклюжий плафон светил раздражающе ярко и освещал неизвестно что. Рядом клубилась порхающая мошкара. Да это же лампа сигнализации! – сообразил следователь.

Колубаев стремглав выскочил из кабинета, на ходу крикнув Федорчуку:

– За мной!

Около дежурного за пультом он остановился:

– Экстренные сообщения были?

– Об ограблениях ничего, – встрепенулся дежурный, протирая глаза. – Так, пьяные драки.