Прошло еще некоторое время, прежде чем я смогла почувствовать запах этих собак, поскольку его ослаблял дождь. Но при этом я констатировала, что запах, исходящий от их мокрой шерсти, вообще-то очень сильный. Он был сильнее запаха шерсти не только моих братьев и сестры на мусорной свалке, но даже запаха шерсти медведя.

Я ткнула мордочкой Макса. Ему не хотелось просыпаться. Я ткнула сильнее, он пошевелился и спросил, не открывая глаз:

– Что такое?

– Принюхайся, – тихо потребовала я.

Встревожившись из-за моего обеспокоенного тона, он стал принюхиваться, но по-прежнему не открывал глаза. Затем тихо спросил:

– Что это за животные?

– Собаки.

– Собаки так не пахнут!

Он наконец открыл глаза.

– Откуда у тебя такая уверенность?

– Там, где я живу, водится много разновидностей собак, и ни одна из них не пахнет так, как эти животные.

– Как видно, есть и такая, которая пахнет вот так, – сказала я, хотя и не была уверена в том, что говорю.

Хотя от этих животных не пахло ни жгучей ненавистью, ни кипучей кровожадностью, ни даже голодом, мой инстинкт подсказывал, что нам лучше спрятаться.

Выбегать из своей пещеры и пытаться спастись бегством – это было бы слишком опасно. Собаки, которые могут так проворно двигаться по склону горы, догнали бы нас очень быстро.

Мы могли только забиться подальше в свою пещеру в надежде на то, что они нас не заметят. Однако не отползли мы назад и на расстояние в одно собачье туловище, как почувствовали, что уперлись в каменную глыбу.

– Здесь есть какие-то животные, – услышала я голос, такой низкий, что голос Макса по сравнению с ним казался тоненьким тявканьем щенка.

– Добыча? – послышался еще более низкий голос, и мы с Максом затаили дыхание.

Хотя я попыталась успокоить себя тем, что собаки не едят собак, у меня не было уверенности, что эти животные – и в самом деле собаки.

– Нет, это не еда, – сказал первый голос.

– Нет, это не еда, – согласился второй голос, хозяин которого, по-видимому, тоже уже почувствовал наш запах.

Мы с Максом облегченно вздохнули: эти животные на нас нападать не станут.

– Но они, возможно, хотят отнять у нас нашу добычу, – сказал первый голос.

Ему уже не нужно было ничего добавлять для того, чтобы нам стало понятно, что теперь они точно на нас нападут.

– Они совсем близко, – снова послышался первый голос.

– Идите за мной.

Теперь стало ясно, что более низкий голос принадлежит вожаку и что мы оказались в западне.

– Нам нужно отсюда убежать, – тихо предложила я. Мне показалось, что просто сидеть здесь и ждать для нас слишком опасно. – Если мы побежим в двух разных направлениях и я сумею сделать так, чтобы они погнались именно за мной, тебе, возможно, удастся спастись.

– Нет, так не пойдет.

– Не пойдет?

– Я выйду к ним и объясню, что мы вовсе не хотим отнимать у них добычу.

– А если тебе не удастся им это объяснить?

– Удастся, – сказал Макс, однако он и сам, похоже, не был в этом уверен.

Он уже собирался встать, когда я сказала ему:

– Ты вообще-то обещал жить дольше, чем я!

– Да, обещал, – согласился он и остался лежать там, где лежал.

Спасаться бегством было уже поздно. Первое из приближающихся животных уже стояло на каменных глыбах, в пространстве между которыми находились мы. Нам не оставалось ничего другого, кроме как, еле слышно дыша, слушать, как над нами собираются другие животные, и надеяться, что они пройдут мимо нашего убежища. Но они, конечно же, этого не сделали.

Их вожак спрыгнул с глыб и встал перед входом в нашу пещеру. Сквозь ослабевающий дождь мы увидели худощавые, но сильные ноги, покрытые серой шерстью. Такие ноги не могли принадлежать ни собаке, ни какому-либо другому животному, которое нам в этой жизни уже доводилось видеть.

– Выходите! – резко потребовал вожак.

Тон его голоса не оставлял никаких сомнений в том, что если мы не выполним его требование, он зайдет в наше убежище и это будет означать для нас верную смерть. Макс первым выбрался из пещеры. Я, последовав за ним, наконец поняла, что это за животные с серой шерстью, которые один за другим спрыгивали с каменных глыб и становились рядом со своим вожаком.

– Вы, я вижу, собаки, – констатировал вожак.

– А вы – волки, – сказала я, стараясь говорить как можно более твердо.

Я еще никогда не встречала волков, но я всегда представляла их себе именно такими. Большими. Сильными. Дикими. Величественными. Даже одна имеющаяся среди них самка – и та производила неизгладимое впечатление. По сравнению с ними мы с Максом были похожи на безобидных комнатных собачонок, позволяющих людям водить их по городу на поводке.

– А что вы, собаки, делаете здесь, так далеко от города? – спросил нас вожак.

У него было темно-коричневое пятно вокруг глаза. Уму непостижимо: у него, как и у меня, было пятно, но никто к нему из-за этого презрительно не относился. Более того, он даже стал вожаком стаи!

– Мы хотим попасть к моим людям, – пояснил Макс.

Я тут же мысленно обругала его за это. Было ведь очевидно, что волки после таких его слов будут относиться к нам с еще большим презрением, чем уже относились. В конце концов, мы были меньше и слабее их, а у меня еще и недоставало одного глаза. Мне впервые за долгое время снова стало стыдно за свою изувеченную морду. Благодаря Максу я во время последнего этапа нашего с ним путешествия почти не вспоминала о том, что я калека, но вот теперь, когда я стояла перед стаей волков, да еще и такой впечатляющей, я снова почувствовала себя уродливой и тщедушной.

Волкам ответ Макса отнюдь не показался забавным. Хуже того, некоторые из них оскалились, а вожак презрительно сказал:

– Собаки, вы ужасно слабые.

– Мы не слабые! – рявкнула я.

– Не слабые?

Волк пошел ко мне, остановился очень близко от меня и дыхнул мне прямо в мордочку. Макс хотел было втиснуться между ним и мною, чтобы меня защитить, однако прежде чем он успел это сделать, я прорычала волку:

– Мы вообще-то преградили путь медведю и сумели удрать от огромного пожара. Вы можете похвастаться чем-нибудь подобным?

– Мы много сезонов назад даже убили одного медведя, – фыркнул вожак.

– А мы – гораздо более могучее чудовище, – заявила я.

– Более могучее, чем медведь?

Следовало ли мне рассказать вожаку стаи о Йедде? Поймет ли он, о чем идет речь? Известно ли волкам о промежуточном мире? Знают ли они, что у нас у всех есть душа? Имеются ли и среди волков такие, любовь которых сильнее забвения?