— Ты имеешь в виду эти подоконники? — сказала я, когда мы попали на кухню. — Но тут нет никаких подоконников.

— Нет, я имел в виду те, что наверху, — ответил он. — Здесь нет никаких подоконников, здесь, где окна выходят на… potager[80] твоей подруги Клэр. — Он произнес слово «potager» с сильным ударением на последний слог.

Я сделала мысленную пометку сказать Клэр, чтобы она не использовала слишком претенциозные термины. Я имею в виду, что латинские названия звучат нормально, но сельскохозяйственные названия на французском — это глупо. Я последовала за Саем на кухню.

Она была залита светом, льющимся из огромных оконных стекол по обе стороны. Стекла были безупречно, сверкающе чисты. Глядя на них, понимаешь, что настоящая роскошь — это когда другие мягкими тряпочками полируют твои окна весь день, а не просто моют твой пол время от времени.

Я встала посередине, где, как я думала, меня не будет видно ни с улицы, ни из сада, и прислонилась к глянцевой поверхности стола в ожидании его поцелуя.

— Нет, — приказал Сай, прильнув ко мне, сажая меня на стол.

Я чувствовала запах сигарет, согретой солнцем кожи, жареных кофейных зерен и сладкую цитрусовую нотку, которую раньше не замечала. Интересно, откуда она?

— На столе, — сказал он. Я поняла, что он имел в виду. В прошлый раз все произошло на длинном кухонном столе, прежде чем мы удалились наверх, в роскошь его холостяцкой спальни.

Но я не могла двигаться. Он меня подавлял. У меня пересохло во рту. Я поднырнула под его рукой и почему-то побежала. Мне хотелось в его спальню. Было бы безумием сделать это здесь. Нас могли увидеть.

Я добралась до второго этажа, огромного пространства, уставленного длинными низкими диванами и огромными букетами лилий. Полы были устланы кремовыми коврами. Я не остановилась, но побежала к лестнице на третий этаж, где была его спальня. Я уже представляла себе, как брошусь на огромную кровать, извиваясь обнаженным телом на меховом покрывале, ожидая, когда он расстегнет ремень.

Но когда я достигла лестничного пролета, Сай схватил меня за лодыжку. Я извивалась, пытаясь освободиться, но он стянул меня к себе вниз по лестнице, расстегивая джинсы. Бум-бум-бум, я была словно Винни Пух, которого Кристофер Робин беспечно тащил по лестнице, прежде чем мальчик и медведь отправились в столетний лес.

— О-о, — выдохнула я не от боли, а чтобы завести его.

Но он меня проигнорировал.

Сай залез мне под юбку и стянул с меня трусики, прямо через колени, лодыжки и заляпанные грязью ноги. Слава Богу, он не посмотрел на трусы (к сожалению, это были не эротичные стринги, а белые хлопковые шортики), прежде чем бросить их на лестницу. Теперь я повернулась к нему лицом, упираясь в края ступеней, которые впивались мне в спину, но не слишком болезненно. Потом он расстегнул ремень, не глядя вниз, не отрывая глаз от моего лица.

Обычно я на такое не способна. Когда я смотрю фильмы, где герои трахаются на кухонном столе (Джессика Ланж и Джек Николсон в «Почтальон всегда звонит дважды», классическая сцена) или на пляже, я думаю: «Они испачкаются в муке/песке; это опасно/неудобно». Мне становится интересно, сколько стоит платье, которое мужчина искусно сорвал со своей дамы. И кто будет убираться в квартире после того, как Сибилл Шеперд и Брюс Уиллис наконец-то закончат.

И мне всегда казалось неправдоподобным, что покрытые испариной любовники не могут отложить проявления страсти на пару секунд, так, чтобы добраться до милой, удобной кровати с пружинистым матрасом.

Ну, оказалось, раньше я просто не знала, что такое страсть. Настоящая страсть заставляет забыть о безопасности. Настоящая страсть застигает тебя в лифте, возле шкафа, в нелепых позах. Ты забываешь, что тебе неудобно, и мужчина на тебе — не твой муж и не твоя акушерка, и он может видеть волосы на твоем лобке и довольно много еще твоего обнаженного тела при дневном свете.

Позже тебе придется заплатить состояние за лечение спины. Это как роды. Они начинаются без твоего на то желания. Это происходит, и все. Как и настоящая страсть.

— Свобода — это свобода возможности, а не свобода от необходимости, — рассуждал Сай, кидая лед в стакан. Он налил виски и протянул мне. Я не люблю виски, но с жадностью сделала глоток, положив руку Сая на свой зад, так, чтобы он мог сжать мою ягодицу.

Мы снова на кухне. Сай говорил о своей яхте. Я начинала понимать, почему он не связан женой и детьми. Главным образом потому, что у него была яхта. Единственная фотография во всем доме стояла в спальне Сая. На ней был сам Сай в окружении команды «Саломеи». Он был в джинсах и голубом свитере. Команда — в безукоризненно белых парусиновых брюках, с эполетами на плечах, с синими и золотыми галунами. Он светился от счастья, зубы белели на загорелом лице, он выглядел раскованно, в то время как его команда и капитан стояли навытяжку.

— Я могу делать что хочу, идти куда угодно. И кто променяет такую возможность на собственный самолет?

Я бы точно не отказалась от собственного самолета. Но лучше промолчать. Я не хотела, чтобы Саю даже на секунду пришло в голову, что меня привлекает его богатство. Никогда. Пусть думает, что мне оно совершенно безразлично.

— В прошлый раз, когда я путешествовал, со мной были Эд, продюсер из Лос-Анджелеса, и Том Круз, — продолжил он, хотя только что сказал мне, как ему надоели личные самолеты. — Они хотели поговорить о финансировании. Так что мы полетели из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк со сценаристами. Мы поужинали в самолете. Было чудесно. Омлет с трюфелями, шато латиф, все такое. Но я мог думать только о том, что заперт в самолете с Томом Крузом и мне придется слушать его разговоры о сайентологии в течение пяти часов, в то время как я мог быть на «Саломее», в компании звезд и моря.

— Как ужасно, — сказала я. Хотя я могла придумать что-то гораздо худшее, чем быть рядом с Томом Крузом в кожано-ореховой кабине частного самолета, занимаясь оральным сексом. Но я удержалась от комментария. — Итак, ты закончил? — спросила я. Другими словами, мне хотелось знать, увижу ли я Сая в ближайшее время. Опять-таки я первая спрашивала.

— Ну, не совсем, — ответил он.

— Но сколько может стоить ремонт яхты? — поинтересовалась я. Когда человек богат настолько, что это превосходит желания отъявленного скупца, мне всегда хочется знать, насколько же он богат, сколько тратит, на что… и почему.

— Зависит от того, какая у тебя яхта. Зависит от того, какие игрушки тебе нужны. Зависит от материалов, дизайнера, рабочих… — ответил Сай, придвигаясь, чтобы поцеловать меня. Я заметила, что он украдкой взглянул на часы от Картье за моей спиной, целуя мои влажные кудряшки у шеи и уха. — Разреши мне кое-что пояснить. Яхта — абсолютный показатель богатства. Самолет, имение — все это стандартный набор для тех, кто только начал играть в богатого. Яхта — для настоящих больших мальчиков. Это самое дорогое из того, что можно иметь, но она доставляет ни с чем не сравнимое удовольствие.