Невозможно было постигнуть все тонкости мироздания. Всегда на его полотне оставались неразглаженные складки, о которые легко спотыкалось понимание того, как все устроено и где среди этого твое место. Рэд все глубже уверялась в этом со дня своего двадцатилетия, и до сих пор не могла решить, ужасно это или прекрасно.

Дойдя до таверны, они пробрались мимо танцующих в глубину зала, где ожидаемо застали Вальдрека за карточной игрой на давно устаревшие монеты. Человек напротив него казался смутно знакомым, но карты он держал так, что те скрывали почти все его лицо. Рэд не успела вспомнить, кто это, прежде чем Вальдрек их заметил.

– Приветствую Волков! – Он поднял пивную кружку, явно не первую за сегодня. – И их свиту! Лира, дорогая, мы так давно не виделись. И ты непостижимым образом стала еще краше. Мне придется посвятить тебе песню.

Лира вскинула бровь.

– Ты это всем девушкам говоришь.

– Только самым любимым! – Вальдрек повернулся к Эммону и похлопал того по плечу. – Чем я могу быть полезен? Те книги тебе хоть как-то помогли?

– К сожалению, нет. – Даже в гомоне переполненной таверны мягкие, шуршащие листьями слова Эммона перекрывали шум, хотя Волк и не повышал голоса. – Но у меня есть один вопрос, с которым ты сможешь помочь наверняка.

Он обрисовал все быстрыми, простыми штрихами – рассказал о ключе, обломанных ветвях страж-древ в Святилище, странном сне Рэд и о том, что Раффи увидел в тот же самый миг.

– То есть я хочу узнать, – закончил он, – встречаются ли на стене упоминания о чем-то, что называется Сердцедревом. Или рисунок, напоминающий рощу из ключей. Я помню, что видел где-то нечто похожее.

К чести Вальдрека, он почти сумел удержать на лице беззаботное выражение, за исключением того, что глаза у него плавно становились все шире.

– Ну и ну, – пробормотал он, потягивая остатки пива. Потом с гулким звуком опустил кружку на стол и заговорил, не отрывая от нее глаз, словно мог прочесть что-то на ее стенках так же, как на стене города. – Эта резьба полна загадок. Ее можно трактовать по-разному. Отец научил меня читать ее, и сам он учился у своего отца. Но у языка этих узоров нет письменного свода правил, он передавался из уст в уста, как и вся наша история. Не самый надежный источник.

– Да, – отозвался Раффи ровным голосом без следов волнения, вопреки тому, что он прежде знать не знал о существовании этого места. – Доверять истории вообще ничуть не надежно.

Вальдрек лишь склонил голову в молчаливом согласии.

– На стене есть участки, значения которых мы никогда не понимали, и нам было наказано даже не пытаться, – добавил он. – Наши предки… тогда, в самом начале, они были в отчаянии. Короли пропали аккурат после того, как они оказались здесь, а Диколесье закрыло границы, поймав их в ловушку. И кое-кто из них перепробовал немало дурного в попытках выбраться.

– Вроде Сделок? – спросила Рэд.

– Если бы, – вздохнул Вальдрек, садясь боком на край стола и скрещивая руки. Устроившись, он начал рассказ. – Они были странниками. Ходили по морю. Им покровительствовал морской бог, и они поклонялись ему так, как того требовали Древние, – жертвуя кровь и страдания.

– Левиафан, – почти выплюнул Эммон.

Вальдрек кивнул, в бороде у него блеснули серебряные кольца.

– Они проливали свою кровь в море, испрашивая безопасного плавания. А когда застряли здесь, прикованные к этим берегам проклятым туманом, не позволявшим им отыскать путь обратно в мир, их подношения стали… сложнее. Обернулись настоящими жертвами. Они выпускали в океан всю кровь из тел и топили их с камнями на шее.

Рэд беспокойно переминалась с ноги на ногу. Она знала, что поклонение чудовищным древним богам было связано с жестокостью, пока их не изгнали Короли, но в книгах, найденных ею в библиотеке Валлейды, это описывалось очень туманно.

Файф сел на стул, что освободил Вальдрек, и устало махнул девушке за барной стойкой. Каю повторила за ним, подняв два пальца, когда служанка взглянула на нее. Смутно знакомый Рэд мужчина за другим краем стола опустил карты, но по-прежнему смотрел на них, склонив голову и пряча глаза за светлыми волосами. Рэд лишь коротко взглянула на него и не стала пытаться вспомнить, где они могли видеться раньше, слишком поглощенная рассказом Вальдрека.

– Но жертвы не принесли им освобождения, – продолжал тот. – Левиафана заперли вместе с другими, и всякая связь с ним была спутана и сломана Тенеземьем. Однако до людей стали долетать отголоски странного знания. Оно являлось им во снах, разрозненными кусками. Тем не менее, их хранили – вырезали на стенах вместе со всем остальным.

Рэд подумала о тех угловатых, похожих на руны узорах, перемешанных с плавными линиями. Их грубые очертания выбивались из общей картины.

– Но условный краткий язык, на котором они создавались, умер вместе с древней религией. Туда ему и дорога. Все, кто его знал, выживали из ума. – Вальдрек задумчиво покрутил одно из колец в бороде. – Только самое первое поколение умело его разбирать. Все остальные решили с этим не связываться.

Им принесли напитки. Каю подвинула один из своих к Раффи. Файф угостил Лиру, когда она протянула открытую ладонь.

Рэд и сама бы не отказалась от пары глотков, но подумала, что в предстоящем им деле стоит сохранять ясность ума.

Вальдрек сделал огромный глоток, оставляя на усах пивную пену, и отставил кружку.

– Так что да, Волк, я знаю, о каком рисунке ты говоришь. Но нет, я не знаю его смысла.

– Я знаю.

Мужчина за другим краем стола наконец поднял взгляд от карт. Лицо его выражало смесь решимости и смущения, словно он не собирался заговаривать. Его светлые волосы нависали над темными глазами.

Еще миг ушел на то, чтобы Рэд наконец вспомнила, где она видела его раньше.

– Бормейн.

Впрошлый раз, когда Рэд его видела, Бормейн был одной ногой в могиле и бредил от теневой хвори, прикованный к постели в подвале магазина Ашейлы. Даже когда они с Эммоном исцелили его, он оставался бледным и напоминал то ли восковую куклу, то ли мертвеца.

С тех пор он определенно ото всего оправился. Теперь Бормейн выглядел здоровым молодым человеком, словно ему и не довелось перенести нечто намного более жуткое, чем смерть.

– Да, это я, – кивнул он почти робко. – Я… спасибо вам. Кстати. И я… – Он тяжело сглотнул; вид у него стал страдальческим. – Я прошу прощения за все, что говорил тогда. Я знаю, что… что сказал много злых вещей окружающим, и я не…

– Не беспокойся об этом. – Бедолага выглядел страшно виноватым, а Рэд хорошо представляла, каково облекать такие чувства в слова. Она мягко и ободряюще улыбнулась ему. – Не нужно извиняться.

Эммон не казался настолько же удивленным преображением Бормейна, как Рэд. Судя по всему, он нередко видел его и до заражения тенью, и теперь узнал сразу. Волк склонился к нему и деловито спросил: