И это были уже не шутки — если с ним и собирались шутить.

Откуда-то сбоку послышался длинный слаженный шорох, будто от тысячи жучиных лапок. Что-то двигалось там: Конрад пытался взглянуть, однако верткий держал крепко.

Снова накатил ужас: липкий, черный, лишающий возможности думать связно. Да и тело после Янисова пива никак не хотело слушаться.

— Просто проверочка, — сипел между тем в ухо вертлявый. — Ничего сверх меры. Счас быстренько… Главное — не дергайся, чтоб больно не было.

Конрад почувствовал, как волос коснулись аккуратные пальцы. Прошлись по лбу, щекам. Были сухими и шершавыми, словно пергамент.

Кто-то третий, кого Конрад никак не мог увидеть, стоял возле вертлявого и ощупывал его голову и шею. Потом заговорил: голос шуршал, словно эхо тех самых тараканьих лапок:

— Как они делают? А делают так: аккуратный разрез на шее или на затылке. Затем берут тонкую проволоку — лучше платиновую — и сажают на нее маленького такого жучка. Тонкая механика, связь с эфиром… А на том конце остается слухач: что бы ни произошло — все слышит. А чтобы избавиться от него, мы теперь…

Там же, справа и сзади, вне зоны видимости, металлически звякнуло холодным хирургическим звуком. Конрад задергался, судорожно выворачивая шею, однако типчик продолжал держать крепко. А свет между тем стал совсем пронзительным, с яростным фиолетовым отливом. Потом забился частыми вспышками — Конрад почувствовал, как пол выскальзывает из-под ног.

И сразу что-то сдвинулось: словно они оказались под сухой грозой. Или — внутри огромной электрической машины: даже волосы встали дыбом.

Потом, на три вздоха, — все и произошло.

Раз: скрипит дверь, полоса света, падающая снаружи, на фоне фиолетового сияния здесь, в комнате, кажется ослепительно белой. И что-то происходит там, в этой белизне, какое-то тягучее, но слитное, не разделенное на сегменты движение. Потом как бы проявляется тот самый мужик в вязаной кофте и матросских штанах: он пятится на подгибающихся ногах, а потом валится спиной из белого света в свет фиолетовый, не сумев переступить порог. Голова с глухим стуком врезается в доски пола.

Два: в полосе белого света — промельки черного: раз, два, три. Три невысоких быстрых фигурки влетают в комнату и рассыпаются по углам. Хрипатый выбрасывает от пояса руку — в ней длинноствольный старый кольт с граненым стволом. Рука движется вправо-влево, пытаясь выцелить темные фигурки. Короткий промельк — и кольт выпадает, а из предплечья хрипатого торчит полуметровый бамбуковый колышек. Типчик с руками-ножами с хрипом втягивает в себя воздух, но не успевает ничего: короткий сухой стук, и Конрад валится вперед под тяжестью навалившегося на него тела — сделавшегося мягким, словно тесто. Еще один короткий мокрый всхлип за спиною, уже знакомый слитный шорох жучиных лапок. Ослепительная фиолетовая вспышка, выжигающая на сетчатке негатив комнаты, а потом остается только свет, падающий из таверны.

Три: Конрада вздергивают на ноги, подталкивают к двери. Сквозь полосу света мелькают еще несколько теней, за спиной Конрада от резкого удара ломается дерево и — выстрел, словно гром. Узнаваемые уже посвисты коротких дротиков, «тум-тум-тум» — сухой стук где-то позади, затем звук другой, словно попали в мешок с отрубями. Не то всхлип, не то стон за спиной. Конрад шагает к столу, смахивает свои вещи, что все так же лежат перед хрипатым. У того голова откинута назад, монеты в волосах мелко звякают.

Потом хрипатый начинает кричать от боли, а время снова начинает течь размеренно и без дурацких прыжков. Конрада тянут вперед и вверх, по короткой, в две ступени, лестнице, а он все пытается разглядеть, что происходит там, за спиной.

«Быстрее, быстрее, — шепот слева, справа, впереди — не понять. — Быстрее. Белая Хильда ждет».

* * *

При взгляде на сети у Конрада снова начинала кружиться голова — даже если смотреть сквозь стекло отсюда, из комнаты.

На сети вообще невозможно глядеть без головокружения — это мог бы рассказать любой охочий до слухов городской житель. Об этом даже в романах говорилось: кажется, у Хьюсворта был один такой. «Северная Звезда», если не изменяет память. Бирманские колдуны, решившие вызвать Чудовище-из-Бездны, и красавица-плетельщица, им противостоящая. Был там и отчаянный морской пехотинец, и довольно смелые сцены между дикарками и захваченным в плен героем. Помнится, Хьюсворт вовсю пользовался графическими находками уже возникших к тому времени «розовых» серий и даже некоторыми из достижений серий «красных». Имел, разумеется, короткий, но оглушительный совершенно успех. Вот как раз сети Хьюсворт рисовал мастерски, удивительным образом добиваясь расплывчатости в изображении скрытого по ту сторону крупных ячеек. Конрад помнил один из фрагментов: расплывчатое пятно и отчетливый демонический глаз в квадрате переплетенных нитей.

Фокс, впрочем, отнесся к такому безо всякого одобрения.

В действительности же сети производили куда более сильное впечатление. Весь район Плетельни был отгорожен ими от остального пространства Стаббовых причалов, и местные, кажется, без особой нужды сюда не забредали.

Конрад их хорошо понимал.

Еще оглушенный хитрым пивом Яниса, он все равно воспринял вход в Плетельню очень остро. Такое и представить себе было трудно, не то что — вообразить. Сначала они шли по все тем же убитым улицам: шли быстро — вчетвером, как их услали с Конрадом, потом догнали и остальные. Все невысокие, жилистые, словно выпущенные из-под одного пресса. «Ну?» — спросил тот, кого Конрад принимал за главного; звали его Гжесь. Ему как-то обреченно махнули рукою: «Скоблить добела нужно. Суки, связались с резниками».

Потом повернули в очередной раз, и Конрад остановился от неожиданности. Между щербинами булыжной мостовой торчал гладкий, ободранный до белой древесины кол. Высокий, выше человеческого роста. Чуть поодаль — второй такой же. Еще и еще. За них и была зацеплена сеть. Пересекала улицу наискосок, почти до стены, и там, под острым углом к первой, была натянута вторая. Крупные ячейки, в которые без труда вошло бы и два кулака, однако смотреть сквозь них отчего-то было больно: зрение начинало сбоить, словно за сетью вставало марево от прокаленного воздуха. И еще: до сети не хотелось дотрагиваться. Ни при каких обстоятельствах. На уровне инстинкта, даже не казалось странным.

Казалось, что там, за сетями, медленно движется огромное, смутно знакомое. Однако при любой попытке всмотреться пристальней — кружилась голова и ноги начинали спотыкаться.

Гжесь, видимо, представлявший особенности ситуации, благоразумно поддерживал Конрада за локоток. И, пожалуй, кабы не эта помощь, Конрад давно бы упал и не встал.

И вот теперь — сидел в маленькой комнатке, ожидая не пойми чего, и старался не глядеть в окно.

Получалось плохо. Сети притягивали. Притягивали, пусть даже при одном взгляде на них снова начинала кружиться голова.

Скрипнула дверь, и почти сразу за спиной раздалось осторожное покашливание: