Дождь. Музыка. Ритм крачаппи, мелодия каэна. Звук резковат, как на слух эскалонца, но к нему быстро привыкаешь. Волны лижут песок. Из залива встает солнце. Выше – небеса, где есть место облакам и милосердию.

Во всяком случае, сын драматурга Пераля очень надеется на это.

Супруги Тай Гхе прислушиваются. Целый оркестр звучит у соседей, вечный оркестр – от начала времен до конца дней. Супругам Тай Гхе нравится то, что они слышат. Папаша отрывается от гармошки, ухмыляется, словно кот, укравший плошку сметаны. Мамаша, не прекращая перебирать струны, дает ему пинка. Для уроженки Хиззаца у мамаши очень длинные ноги. Для уроженца Хиззаца у папаши очень покладистый характер. Дети Тай Гхе спят. Рано им еще слушать соседские оркестры.

Впрочем, дети быстро растут.

IV

– Желаете осмотреть зал?

– Если можно.

– Вас сопроводить?

– Благодарю, это лишнее.

Зал впечатлял. Светлый, просторный, он был идеален для занятий фехтованием. Высоченные стрельчатые окна казались арками, ведущими в парк – прозрачность стекла конкурировала с горным воздухом. Рамы отсутствовали, что лишь усиливало сходство с арками. На чем крепилось стекло, осталось для Диего загадкой. Он притопнул, шаркнул подошвой; сделал пробный выпад. Паркет, или чем тут покрывали пол, на вид исключительно скользкий, «держал ногу» наилучшим образом. Пол – да, а вот нога – не очень. Ночные баталии с Карни аукались по полной программе, за действиями приходилось следить в три глаза.

Сопроводить, подумал Диего. Мар Дахан сказал: сопроводить. Куда он собрался меня сопровождать? По залу?! Наверное, старик просто старается разговаривать со мной в ретро-стиле. Полагает, что дикому варвару так будет легче приспособиться к новому, цивилизованному положению вещей.

Гематрийский расчет, гореть ему огнем.

В углах зала, а также по обе стороны от двери, располагались стойки с оружием. Шпаги, рапиры, легкие сабли. В нижних кольцах – кинжалы и даги с массивными чашками. Больше всего это напоминало вазы с убийственными цветами: ажур эфесов, гибкие стебли. Диего проверил заточку. Любой из клинков годился для боя не на жизнь, а на смерть. После знакомства с «нейтрализатором» маэстро ждал чего-то в этом роде.

– Я запрашивал дизайнеров, – мар Дахан стоял у окна, вполоборота к гостю. Трость с клинком, прячущимся внутри, лежала на подоконнике. – Они утверждают, что есть покрытия со сменой режимов. Стандарт, лед, рыхлая земля. До семи режимов в максимуме. Возможны комбинации по инициативе заказчика. Как вы считаете, есть смысл сделать здесь ремонт?

Диего пожал плечами:

– Это дорого?

– Бюджет позволяет.

– Ваши ученики планируют драться где-то, кроме специальных залов?

– Нет.

– Тогда зачем вам пустая трата денег?

– Вы подловили Джессику Штильнер на влажной траве. Новое покрытие даст возможность отрабатывать вариативность опоры. Это пойдет на пользу маневренности учеников.

– Вы правы. Но завтра будет не влажная трава, а канава, куда загонят сеньориту Штильнер. Кусты за спиной. Муха, севшая на щеку. Мигрень с утра. Похмелье. Всегда найдется фактор, который не впишется в рамки подготовки. Что прикажете делать? Каждый раз звать дизайнеров?

– Я вас понял. Продолжайте осмотр, я не хочу вас отвлекать.

– Вы меня не отвлекаете. Это что?

– Тренажер для кистей. Суньте руку в отверстие.

Рука вошла, как по маслу – кисть, запястье, часть предплечья. Нащупав рукоять шпаги, Диего сжал пальцы. Толкнул, потянул – рукоять не двигалась. Похоже, она была жестко закреплена. Судя по тому, что плоский, шириной менее локтя, тренажер стоял вплотную к стене, клинок у псевдо-шпаги отсутствовал. Ну, или торчал на треть в коридоре, угрожая жизни и здоровью бегущих на лекции студентов. Улыбнувшись этой картине, Диего вновь опробовал рукоять. Ребристые накладки из дерева лежали в ладони, как родные. Впрочем, из всех обтяжек маэстро предпочитал кожаную с насечкой.

– Коснитесь зеленого сенсора.

– Хорошо.

– Нет, руку не вынимайте. Сенсор активируйте левой.

Тренажер откликнулся слабым писком. С некоторых пор для Диего не было звука противнее, чем такой комариный писк. Подавив дрожь, маэстро ощутил, как воображаемую шпагу, чью рукоять сжимали его пальцы, тянет вперед. Он усилил сопротивление: шпага осталась на месте. Теперь маэстро ясно чувствовал, как чужой клинок пробует положение его шпаги, пытаясь сбить оружие. Удар, еще удар. Шпагу дернуло в сторону, вниз, вернуло в первоначальное положение. Снова потянуло: очень мощно, так, что хват едва не разжался.

Диего встал в стойку.

Тренажер – в зале он был не единственным – разыгрывал с маэстро простенькие, но резкие и сильные комбинации. Окажись на месте Диего Пераля ученик без достаточного опыта, оружие выбили бы у него три раза из пяти. Многие фехтовальщики сравнивали рукоять шпаги с птицей. Сдавишь чрезмерно – задушишь, ослабишь хватку – упорхнет. Дон Леон птиц любил только в жареном виде, предпочитая сравнивать рукоять с яйцом. Тоже в своем роде птица, но еще не вылупилась.

– Полезная штука, – оценил Диего. – Мы обходились колодками.

– Колодками?

– Дубовые колодки, на манер сапожных. С прорезями для хвата.

– Рукоять?

– Обтачивалась под рапирную. Мы брали колодки, становились в упор и отжимались от пола. Паркет натирали воском, чтоб скользило. Низ колодок тоже, случалось, мазали маслом. Если ты падал, ты разбивал себе нос. Следовало держать под рукой ведро воды и тряпку.

– Кровь, – кивнул гематр. – Вы смывали кровь, натекшую из носа.

– Уборщиц дон Леон не держал. Когда я работал у него подмастерьем, я мыл полы за теми учениками, кому знатность не позволяла орудовать тряпкой. Однажды дон Леон потребовал, чтобы я, упражняясь, ставил колодки не на плоскость, а на ребро. Позже – на углы. Он полагал, что у меня избыток дурной силы. Мой бедный нос оценил изобретательность маэстро по достоинству. Те, кто видел меня впервые, считали, что я втихомолку участвую в кулачных боях.

– Дон Леон?

– Леон Дильгоа из Эскалоны.

– Автор «Нового искусства поединка»?

– Вам знакомы работы маэстро?

– «Новое искусство» переведено на унилингву. Вы не знали?

– Нет.

– У меня есть расширенная версия с комментариями и анимированными иллюстрациями. Там две трети рассуждений посвящены верному маневру. «Пока движешься, ты жив,» – исключительно точное замечание. Три фундаментальных основы: ритм, темп и дистанция.

– Кое-кто полагал, что в эскалонской школе слишком много перемещаются. Там, где иные движутся по прямой, эскалонцы предпочитают круг.

– Вы сказали: полагал? Сейчас они передумали?