– Справедливо подмечено. В самую точку. Принято.

– Мне кажется, папа не похож на жабу.

Мы не заметили, как Поппи вылезла из лягушатника, вся мокрая и трясущаяся, и подошла сзади. Я даю ей полотенце, она укутывается в него. Потом прыгает на колени к Кэрол.

– Зато он немножко похож на лягушку, – шепчет ей на ухо Кэрол.

Поппи хихикает и прижимается к ней.

– Почему вы с тетей Кэрол не поженитесь?

– Ты бы этого хотела, малыш?

– Я люблю тетю Кэрол. С ней так весело. Почему ты не живешь с ней, как раньше с мамой?

– Потому что мы просто друзья, милая. Вытри нос.

– А ты занимаешься с ней сексом?

– Поппи!

Кэрол смеется своим носовым ослиным смехом. Плечи трясутся – она пытается сдерживаться, опасаясь, что Поппи обидится, решив, что смеются над ней. Но Поппи, похоже, не обиделась.

– Нет, Поппи, я не занимаюсь с ней сексом.

– Почему? Ты не считаешь ее красивой?

– Конечно считаю.

– Ты не считаешь ее хорошей?

– Считаю.

– Она замужем?

– Нет. Уже нет.

– Тогда почему ты не занимаешься с ней сексом?

– Потому что это все испортит.

– Почему?

– Потому что… Господи, Поппи. В твоем возрасте ты про секс еще и знать ничего не должна.

Кэрол уже не смеется, она ласково хлопает девочку по попке и дает ей фунт.

– Не хочешь купить себе леденец?

– Хочу, – с готовностью отвечает Поппи.

Секунду мы с Кэрол смотрим друг на друга, потом отводим взгляды.

Кэрол едет со мной отвозить Поппи. Бет дома нет, дверь открывает Оливер, мне он вполне симпатичен теперь, когда ревность улеглась и мы оба поняли, что у Поппи есть и будет только один отец. Оливер предлагает нам выпить чаю, но у нас намечен поход в кино, а на вечер я заказал столик в ресторане.

Поппи бросается к Кэрол и крепко ее целует.

– Я люблю тебя, тетя Кэрол.

– Я тоже тебя люблю, Поппи.

Потом она вбегает в дом и исчезает из виду. Дверь закрывается. Мы с Кэрол идем к машине.

– Кэрол, ты правда любишь Поппи?

– Конечно, – отвечает она, не задумываясь. – Я вас обоих люблю.

– А я правда похож на лягушку?

– Да. Хотя я видала лягушек и похуже.

– Но все-таки лягушка…

– Это лучше, чем жаба.

Возвращаемся в Эктон, чтобы я переоделся. Мы собираемся в русский ресторан, недалеко от моего дома, в котором подают водку разных сортов, а перед рестораном – на модный японский триллер «Кинопроба». Завтра, конечно, будет похмелье, но все равно предвкушаю удовольствие от сегодняшнего вечера. В последние пару месяцев я редко виделся с Кэрол: она много работала, а ее личная жизнь была, как всегда, сплошным кошмаром. Женатый мужчина, с которым она встречалась, ушел к ней от жены на неделю, а потом вернулся в семью. Кэрол снова одна, но, кажется, она с этим смирилась. Одиночество, похоже, идет ей на пользу: она расслабилась, загорела, похудела – в общем, выглядит хорошо.

Когда мы приходим ко мне, Кэрол варит себе кофе, забирается с ногами на диван и включает телевизор. Здесь она чувствует себя как дома. Можно расслабиться. Она сняла туфли. Платье задралось.

Я автоматически вскрываю конверты утренней почты и одновременно выискиваю какой-нибудь лосьон в ванной. Наконец нахожу, но оставляю его стоять, где стоял.

Достаю письмо из конверта. Оно напечатано на дешевом листе бумаги A4. Меня сбил с толку тонкий конверт. Я ожидал чего-то вроде пергамента, исписанного каллиграфическим почерком.

Сертификат о вступлении в силу Постановления (о разводе) принятого Главным отделом регистрации семейных отношений Высокого суда Справедливости (первой инстанции)[33]между Дэниелом Патриком Сэвиджем и Бэтани Луиз Коллинз

Я отпускаю листок, и он, покачиваясь, планирует на пол, как белое перышко из крыла ангела.

Моего брака больше нет.

Чувство боли вытесняется приступом радости, который сменяется пронизывающей до печенок тоской. Все в прошлом. Десять лет мы просыпались в одной постели и Поппи – о Господи, какое это счастье! – Поппи была рядом, мы были все вместе, с нашими мечтами и воспоминаниями, надеждами и ссорами. В прошлом наши поцелуи. Все это теперь не имеет юридической силы.

– Пошли, Спайк. Опоздаем.

– Что?

– Уже почти полседьмого. Фильм начинается через пятнадцать минут.

– Сейчас. Иду.

Несколько секунд я стою и смотрюсь в зеркало.

Старый. Старый. Потом разворачиваюсь, заставляю себя улыбнуться и иду в комнату, где меня ждет Кэрол.

На мой взгляд, фильм тошнотворный. Начинается все вполне невинно: японец, чья жена погибла при трагических обстоятельствах, хочет любви и в конце концов на кинопробах знакомится с женщиной, которая оказывается законченной психопаткой. Она пичкает его парализующими наркотиками – так, чтобы он, оставаясь в сознании, не мог пошевелиться, и всаживает иглы в самые болезненные места: глаза, грудь, пах. Нестерпимая боль жертвы вызывает у нее смех. При всей невероятной омерзительности это, как ни печально, довольно точная метафора брака.

Я выхожу из кинотеатра на грани нервного срыва: не столько из-за фильма, сколько из-за Постановления, лежащего у меня в кармане. А Кэрол, похоже, в порядке.

– На тебе лица нет, Спайк.

– Сучка психованная. У меня кишки перевернулись.

– А мне фильм показался забавным. И сексуальным.

– Знаешь почему? Знаешь, что воплощает собой эта женщина? Универсальное женское подсознание.

– Сеансы психотерапии не прошли даром.

– Не зря же я ходил.

– «Универсальное женское подсознание». Какая ерунда. Это фильм о садомазохизме. Боль и удовольствие. Господи, на ней было такое обтягивающее платье!

– Мне кажется, он особого удовольствия не испытывал.

– А меня это возбудило.

– Значит, ты тоже психованная сучка.

– От тебя ничего не скроешь, да, Спайки? – Она смеется.

Почему Кэрол сегодня такая сексуальная, ведь обычно она меня 'не возбуждает? Именно поэтому мы столько лет дружим. Я трогаю листок в кармане. Почему у меня сердце заболело, когда я увидел эту бумагу, которую так долго ждал?