–Почему мы не можем дружить с ними? Надо послать подарки!? Потом посмотреть, чем они отдарят нас, – сказал Чормаган.

–Они не имеют здесь своих государей, которые могут решать их судьбу. Их государи живут за морем, там надо искать друзей среди их государей, и им надо посылать подарки, – пояснил Раббан – ага Чормагану.

– Если хочешь найти друга, ищи его как можно дальше,– сказал Чормаган, возрадовавшись рождённой им самим философеме, которая со временем может быть станет поговоркой.

Раббан – ага лишь наклонил голову в знак согласия, он устал, доклад дался ему не очень легко, так как он не готовился к совещанию, и вопросы Чормагана стали для него полной неожиданностью.

–Что скажешь, ты Коркуз.– спросил Чормаган.

–Я скажу, что ты прав, искать друга, как и жену нужно в далекой Орде. Но я хочу сказать еще многое, но не Главному Темнику, а другу. Можно? – спросил Коркуз.

–Говори друг!

Получив разрешение излагать свои мысли вольно, не в форме военного донесения Коркуз начал.

–Помнишь ли ты Чори81 как в Самарканде на базаре, ты удивлялся тому, что с тебя не взяли золота, за покупку коня, когда ты отдал купцам бумагу, выданную тебе на Кашгарском базаре купцом Юнусом абу Касымом. Ты потом долго еще не мог поверить, что таким ценным подарком тебя отблагодарил купец, за то, что ты честно охранял караванный путь. И сейчас ты еще до конца не веришь, в силу простой бумаги, данной мне купцами Исфахана, в то, что я могу получить две сумы злотых монет в обмен на неё. Но это, правда. Я пять лет не вожу с собой золота, я прихожу к купцам и показываю им бумагу и получаю столько золота, сколько указано на бумаге. Никто не дал мне меньше того, что там было начертано. Но здесь! Я пришёл к главе купцов принёс расписку на пятьсот дирхемов Аббасидского чекана, выданную мне его свёкром в Исфагане. Глава купцов выдал мне четыреста пятьдесят дирхемов. Пятьдесят он удержал в налог для старца, и сказал, «что он может сам дать мне эти недостающие дирхемы из своих денег, но с них тоже будет удержан налог в одну десятую в пользу старца». Я послал спросить в еврейские кварталы о цене заклада. Мне все ответили, одна десятая идёт старцу. Кроме того, как мне сказали еврейские купцы, я тоже должен буду платить десятину старцу за сделку, потому, что я не правоверный. Они все так делают.

Я послал к христианам, они вообще отказались отвечать, сославшись на решение их давнего курултая, утвержденное их ханом. Лишь Армяне согласились обменять Аббасидские дирхемы на византийские солиды82 без уплаты десятины старцу. Они сказали, что «на море власти старца нет, на море одна власть – это, есть сила гребцов и удача капитана». Правда, они отбыли со своим караваном сразу после сделки, но мне кажется, что более из – за боязни перед нами, чем из-за боязни гнева старца, живущего далеко отсюда. Так как дирхем легче солида, а обмен был один к одному. Но это призвание купцов искать выгоду везде, глупо наказывать купцов за это, поэтому не стал я посылать за ними погоню. Кроме меня только два всадника поменяли цехины на дирхемы у армян. Я справился о них у евреев. Это всадники из Святой земли, у них на щитах кресты. Они выполняют приказ своего духовного владыки, ищут царство пресвитера Иоанна. Я говорил с ними, они согласились разделить с нами тяготы похода, но с условием, что не будут убивать своих единоверцев. Я думаю, что они подскажут нам, где искать храбрецов, которые не боятся гнева старца.

–Почему всадники из святой земли не платили старцу, когда проезжали его земли, – спросил Чормаган.

–Их государь, главный владыка, пресвитер запада имеет договор со старцем. Люди старца не трогают его людей, а пресвитер запада не трогает его купцов.– Ответил Коркуз.

–Значит, что бы нам жить без врагов нужно подружиться с пресвитером запада, который скажет старцу, что мы его друзья? – спросил Чормаган.

–Нет,– ответил Коркуз.

–У старца нет войска, он бессилен, даже перед десятком, он может только воевать со спящими. Нам достаточно только усилить заставы и нам нечего боятся старца. Люди, видя, что старец бессилен, тоже перестанут его бояться. Меня больше беспокоит конница арабов. Она может придти, сюда начав войну. Мы же пока можем только ждать приказа из Каракорума и обороняться, – добавил пояснения к своему выше сказанному «нет», Коркуз.

–Я могу сказать, у монголов нет противников в этом краю. У монголов есть враги, и эти враги монголов, есть враги правоверных и православных, значит их враги наши враги, как наши враги их враги. Живущие здесь люди слабы духом. Доблесть их пугает. Пока мы стоим тут, мы научим их доблести и когда мы уйдем, они не кинут нам копьё в спину. Доблесть смотрит в глаза смерти. Пусть арабы готовятся к войне с одними монголами. Воевать же им придётся не с одними монголами. Раббан – ага прикажи начать добровольный набор в лёгкую линию войска местных молодцев на общих условиях с монголами, – подытожил выслушанное Чормаган.

Раббан-ага и Коркуз почтительно склонили головы перед мудростью своего старшего по званию друга. Дальнейшее течение совета было прервано громкими криками, возвестившими главного темника о готовности прекрасного Боодога. Чормаган встал, его друзья-советники тоже, правило уважать желания воинов, обязывало его выйти из шатра и сесть во главе праздничного стола. Самую аппетитную тушу, уже без волос, два нукера поднесли ему, и, не опуская её на землю, это было бы верхом непочтения к гостям, остановились в почтительном ожидании. Умелыми, молниеносно быстрыми движениями остро оточенного ножа он разрезал брюхо козла и влил туда две кружки холодной воды под одобрительные возгласы воинов. Затем он сжал рукой разрезанные края, соединив их воедино. Нукеры встряхнули тушу несколько раз. Воины, видя, что ни капли бульона не просочилось наружу сквозь надрез, скреплённый рукой Чормагана, громкими криками приветствовали силу и ловкость своего предводителя. Отпустив края разреза, Чормаган длинным, деревянным половником зачерпнул бульон, и разлив его в пиалы собственноручно преподнёс двум самым старым и заслуженным воинам. Воины, в свою очередь, в четыре руки, быстро вскрыли грудную клетку молодого козла и преподнесли сердце в знак своего уважения к мудрости полководца. Одновременно, чтобы не оскорбить кого-нибудь, они начали пить бульон, а Чормаган есть сердце. Звучным и громким