причмокиванием они выразили благодарность, друг другу за вкусное угощение. Чормаган поклонился воинам в знак уважения, они поклонились ему в знак благодарности за внимание. Обмен поклонами завершил официальную часть открытия праздника. В знак начала всеобщего веселья, ограниченного только рамками здравомыслия, Чормаган сел поджав под себя ноги. Тот час вдоль рядов побежали молодые уланы, разнося гостям кумыс или араку, по желанию. Когда возгласы пирующих стали громче, а разум тише, Чормаган с двумя своими верными помощниками, незаметно удалились, чтобы не сковывать воинов своим присутствием.

Пир будет идти три дня, что бы все воины Орды и те, которые в дозоре и те, которые стоят на часах в боевом охранении, могли отдохнуть, и насладиться свежим Боодогом. Таков закон монголов, ибо нельзя от воина требовать исполнительности в бою, обделяя его радостями на отдыхе.

Чормаган с советниками расположились в юрте, стоявшей на восточном краю Орды, рядом с загоном для боевых лошадей. Место было выбрано не случайно даже самый пьяный монгол, потерявший человеческий облик, не пойдёт к боевым лошадям пугать их своим пьяным перегаром. Кроме того, в случае неожиданного нападения можно будет идти сразу в бой или спасться бегством на отдохнувших лошадях, (тупая безрассудная смелость не приветствовалась монголами) поэтому в этой юрте можно было продолжить совет, не опасаясь неожиданностей.

Раббан-ага и Коркуз устроившись поудобнее, рядом с очагом впали в приятную полудрёму, возраст всё таки, и казалось совсем потеряли интерес к обсуждению каких либо важных дел. Чормаган не стал укорять своих друзей в лености, он дал им возможность отдохнуть от дел и себе, разумеется, тоже. Абу-ль-Фарадж ибн Гарун, он же Григорий Иоанн Бар-Эбрей семилетний сын известного нам лекаря Харуна бен Тума аль-Малати, осторожно ступал босыми ногами по спине могущественного Чормагана, массируя тому позвоночник. Чормаган жмурился и постанывал от удовольствия, глядя на задремавших друзей, он думал, не стоит ли и им рекомендовать старого Харун бен Тума аль-Малати в качестве награды за труды и преданность.

Мальчик перестал ходить по спине, встал на одну ногу, пяткой другой ноги вдруг резко ударил Чормагана по пятому позвонку. Темник чуть не потерял сознание от резкой боли, но через мгновение боль ушла и лишь юношеская лёгкость осталась в его теле. Чормаган не уставал удивляться умениям отца и сына. Он уже решил, что пока орда будет стоять в этих краях, он будет возить мальчишку с собой. Мальчику в радость смотреть на новое, а ему старику время от времени спину вправлять тоже полезно. Условие, его отца, старого Харуна, непрерывное обучения лекарским умениям сына – Абу-ль-Фарадж ибн Гаруна, он – Чормаган выполнит. Чормаган успел полюбить этого умного сорванца, упрямо называвшего его Баба Ага – Дедушка, несмотря на все его звания, должности и авторитет. Закончив массаж, мальчик заботливо прикрыл разгорячённую спину пациента шерстяным одеялом и сам, улёгшись рядом, сразу уснул, наверное, мечтая о судьбе великого завоевателя. Чормаган еще некоторое время задумчиво наблюдал за мерцанием угольков в очаге, пока не задремал сам.

Все трое умудрённых жизнью воинов проснулись одновременно в тот час, когда ночь уже ушла, а солнце еще не начало свой победоносный путь по небосводу. Трудная жизнь в степи, с ранней молодости, заставила их вставать в такую рань, когда животные, как и люди крепко спят и поэтому наиболее уязвимы для хищников. Там, в это время, в далёком детстве, в Монголии они, вооружившись одной камчой, выходили в степь охранять стада от волков. Считалось, что подросток вполне мог справиться с одним волком, и не было большой необходимости взрослому мужчине прерывать свой сон ради одного волка, вот если нападёт целая стая, тогда мужчины могут и помочь мальчикам. Веками выработанное разделение труда в семье, где мужчина защитник, – воин, не тративший попусту свои силы на простую работу, помогало выжить в суровых условиях полупустынь Монголии. Когда мальчики взрослели и становились мужчинами, это время суток наиболее подходило для умыкания невест или коней, то есть для доказательства всей степи, что вырос батыр – богатырь – воин. В походах эта привычка, рано вставать, помогала проверять посты и спасала много жизней.

Три старых конокрада не делая лишнего шума, оседлали своих лошадей и никем не замеченные выехали из лагеря. Когда они отъехали на четыре ли83, Чормаган повернул свою лошадь к главным воротам Орды его друзья, не задавая вопросов, сделали то же самое. Подъехав к воротам, он ударом камчой в гонг вызвал начальника караула. Взволнованный улан, в полном вооружении через несколько мгновений, изумлённо смотрел на своего начальника стоявшего по другую сторону ворот в окружении своих советников. Чормаган, негромко, что-бы не разбудить спящую смену приказал ему,

– Меня не будить, и не искать. Мой приказ,– подготовить несколько бурдюков воды, которые нужно будет привезти на мою днёвку. Я с друзьями еду на охоту. Отдав приказания Чормаган, вместе с Коркузом и Раббан – агой с достоинством удалились в степь. Несколько ли они проехали в молчании, охоться возле ставки, было глупо. Всё зверье, напуганное таким количеством людей, разбежалось на десять ли от ставки. Пользуясь тем, что до места охоты еще нужно было проехать около шести ли, Чормаган продолжил начатый, ранее в юрте, разговор.

–Интересно, когда бы мимо нас прошли три лошади?– спросил Чормаган.

– Никогда,– ответил Раббан – ага.

– Никогда?– переспросил Чормаган.

Потом добавил, – Но мы, же прошли через весь лагерь, почему нас никто не задержал? Если бы мы крали лошадей, монголы пошли бы домой пешком! Разве я не прав!?

– Ты прав, – согласились его советники.

–А почему так? А потому, что молодые не могут красть коней, их никто не учил этому. Они могут только воевать и убивать. Но это плохо, еще одно такое поколение и пасти скот будет некому, и монголы уйдут в небытие как народ табгач84, который, возгордившись своими военными победами, ушел из степи, и был уничтожен покорёнными ими китайцами. Мы этого хотим?

– Нет.

– Поэтому, я и хочу дать монголам несколько лет мира, пусть даже вдали от нашей степи.

– Как ты это сделаешь Чори? – спросил Коркуз.

– Я решил отправить послов к далекому государю….

Но продолжить ему свою мысль не удалось здоровый, откормленный заяц двухлетка, презирая смерть и словно насмехаясь над неповоротливостью людей, пересёк путь охотников. Чормаган взвизгнул в охотничьем раже и, хлестнув лошадь, ринулся в погоню.

Раббан – ага тоже хлестнул свою лошадь, намереваясь составить компанию своему начальнику и другу, но увидя, что Коркуз стоит на месте, натянув поводья, остановил лошадь,